Да и не только Будапешта. В Швеции таких называют раггерами. В Париже у них свои клички.
До 23 октября Иштван и Ференц сидели в тюрьме в городе Ваце, на берегу Дуная, и не надеялись скоро оттуда выбраться.
Если идти к Будапешту по Дунаю сверху, от Вены и Братиславы, от Житного острова, вас еще издали ошеломит Эстергом своей мрачной и пышной, сооруженной на холме базиликой. Купол ее – выше семидесяти метров, черный от ветров и дождей – увенчан громадными ангелами и крестом. Главный портал храма, соперничающий с римским собором Святого Петра, обращен к Дунаю. Его поддерживают могучие коринфские колонны. Стены резиденции Миндсенти и всех венгерских архиепископов, наместников бога на земле, руками безыменных мастеров превращены в витрины прекрасных редкостей: тут и фрески, и резьба по дереву, и кружевной мрамор, громадные и крошечные статуи, большие и малые алтари. В гробнице базилики покоится более ста епископов, сановитых мадьяр и тех, кто украшал своими приношениями храм. Говорят, здесь уже приготовлено место и для Миндсенти…
Сразу же за Эстергомом, столицей венгерских католиков, откроется Вац.
Здания вацкой тюрьмы самые высокие в городе. Зарешеченные, обнесенные высокой стеной и колючей проволокой, они стоят на самом берегу. С Дуная видны тюремный госпиталь, его набережная, прогулочные палубы, закрытые толстыми стальными прутьями.
В тюрьме Ваца сидели Иштван и Ференц осужденные на восемь лет каждый за вооруженный грабеж.
После 23 октября вацская тюрьма наполнилась политическими и уголовными преступниками, перебазированными из других мест, главным образом из пересыльной тюрьмы Будапешта.
В последних числах октября в Ваце появились люди с мандатами от государственных министров, от центральной комиссии по реабилитации, от главного полицейского управления. Перебирали личные дела заключенных, разыскивали осужденных по политическим мотивам. Этих освобождали в первую очередь.
Хортистские жандармы, офицеры, палачи, бароны, маркграфы, заводчики, ставшие шпионами, снабженные необходимыми документами, устремились в Будапешт, на помощь своим байтаршам, соратникам по оружию.
Главным их патронатом станет кардинал Миндсенти.
Вслед за ними вылетели на волю и уголовники всех мастей.
Тюрьма опустела. Но ненадолго. Скоро потянулись сюда тюремные транспорты с теми, кто пытался остановить контрреволюцию.
Грабители Иштван и Ференц вместе с документами о реабилитации получили адрес «прославленного борца за свободу» радиотехника Ласло Киша, будущего министра, как о нем писала «Независимая Венгрия».
Не прошло и двух дней, как они пригреты, обласканы Кишем, а уже успели и кровь пустить на площади Республики, и обогатиться, утяжелить свой вес. Ференц боялся, что награбленное им золото тянет килограмма на два меньше, и завидовал Иштвану.
Когда Иштван потерял на мгновение бдительность, Ференцу в конце концов удалось прощупать его живот и бока.
– Ишь, какое брюхо отрастил, похлеще Имре Надя! – И засмеялся.
Иштвана испугал смех напарника.
– Тише, догадается атаман и распсихуется, что не поделился с ним.
– Не бойся, он сейчас политикой занят. Ему не до нас. А я не выдам. Свой в доску. Про то же самое думаю, что и ты.
– А о чем я думаю?
Ференц засмеялся – приглушенно, неслышно, как смеялся в тюрьме, чтобы не привлекать внимания надзирателя.
– Догадываюсь! Драпануть отсюда хочешь. Верно?
– Верно.
– И я собрался. Я тоже не дремал. Будто на восьмом месяце, – Ференц похлопал себя по тугому животу. – Европу куплю и продам.
– Целую Европу?
– Согласен и на Вену или на Париж. Хватит, повоевал за свободу, за благо народа, пора и о себе подумать! Давай прикинем, как удирать отсюда.

Танковая колонна, проходящая по улице, вдруг остановилась. Но фары не выключены, моторы не заглушены. Люк головной командирской машины откинулся, и на землю, ярко освещенную фарами, спрыгнул советский офицер. Высокий, плечистый. В полковничьей шинели.
Киш сразу узнал Бугрова. Почему именно здесь остановился?
Узнал его и Стефан. Перезарядил английский автомат.
– Наш старый знакомый. Друг и приятель мадам Ковач. Разрешите привести приговор в исполнение?
– Отставить! Уважай перемирие.
«Национал-гвардейцы» загалдели, удивленные и встревоженные.
– Идет в наш дом.
– Один! Без охраны.
– В полном одиночестве. И без автомата.
– Храбрая личность.
– Он вооружен самым мощным в мире оружием – большевистской идеологией. Берегитесь, обреченные, последыши умирающей идеологии!
Ямпец был вознагражден дружным хохотом.
– От окна! По местам! – загремел голос Киша, – Приготовить автоматы. Разговариваю только я. Вы молчите и стреляете. Но не раньше, чем я скомандую. Тихо!
Постучавшись, вошел Бугров. Похудел. Щеки втянуты. Резче обозначились раньше почти невидимые морщины на лбу и вокруг рта.
Бугров с горьким изумлением оглядел «Колизей». Он знал, что здесь творится, но все-таки не ожидал, что до такой степени разорено, изгажено, осквернено жилье Хорватов.
– Не нравится, господин полковник, наша обстановка? – с преувеличенной любезностью спросил Ласло Киш. – Что вам здесь нужно? Кто вы? Парламентер? Разведчик?
– Частное лицо.
– Если бы это было так…
– Понимаю. Вы бы повесили меня за ноги. Или выкололи глаза.
– Что вам угодно, господин полковник?
– Здесь когда-то жил хороший человек… Жужанна Хорват.
– Она и сейчас здесь.
– И сейчас?
– Вы удивлены? Не ожидали увидеть свою переводчицу в компании национальных гвардейцев?
– Я не склонен обсуждать, чем и как живет этот дом. Могу я видеть Жужанну?
– О, как вы разговариваете!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105