.. — Куримото сделала презрительную гримасу.
Действительно, вся чашка была покрыта белесоватыми пятнышками.
Она обдала чашку кипятком и, положив к себе на колени, смотрела на нее неподвижным взглядом.
— Странно, — сказала Куримото, — пятна не смывает даже кипяток.
Тогда она вдруг запустила пальцы в волосы, энергично поскребла голову и жирными пальцами протерла чашку. Пятна исчезли.
— Вот, смотрите! — торжествуя, воскликнула учительница.
Отец даже не притронулся к чашке.
— Как противно, нечистоплотно! Даже мутит…
— Пустяки! Я ее теперь хорошенько вымою.
— Все равно неприятно. Я не смогу больше пить чай из этой чашки. Если хотите, возьмите ее себе…
Я, маленькая девочка, сидела рядом с отцом и смотрела во все глаза. Мне тоже стало очень противно.
Говорят, Куримото продала эту чашку.
И вот теперь я думаю о сино. След от губной помады… Может быть, это так же неприятно?..
Прошу Вас, постарайтесь забыть маму. Прошу Вас, постарайтесь забыть меня. И женитесь, пожалуйста, женитесь на Юкико Инамура».
2
«На горячих источниках в Бэппу, 20 октября
Самый близкий и прямой путь в Такэда из Бэппу — это поездом через Оита. Но так неинтересно. Я хочу познакомиться с горами Кудзю и выбираю окольный путь: пересеку подножие горы Юфу-дакэ за Бэппу, из Юфуина поездом доеду до Бунго-Накамура, оттуда поднимусь на плоскогорье Ханда, пересеку его в южном направлении и через городок Кудзю приеду в Такэда.
Хоть Такэда и родина моего отца, мне этот город не знаком. Понятия не имею, как меня там встретят, да и встретит ли кто-нибудь теперь, когда ни отца, ни мамы уже нет в живых.
Отец говорил, в этом городе овладевает такое чувство, словно ты на родине своей души… Может быть, это потому, что городок с четырех сторон окружен неприступными, скалистыми горами и добраться до него можно только через туннель. Вот и супруги Йосая пишут об этом в своих стихах.
Мама могла бы мне рассказать кое-что о Такэда. Она была там вместе с отцом, правда всего один раз, еще до моего рождения.
Мне кажется, что, признав и простив отношения моей матери с Вашим отцом, я изменила собственному отцу. Почему же меня тянет сюда, на его родину, чужую и не знакомую мне?.. Или в теперешнем моем состоянии мне необходимо побывать в таком месте, которое одновременно и родина и чужбина?.. Или, может быть, здесь, среди гор, видевших рождение моего отца, вдруг забьет в душе живительный источник и целебная вода очистит от всех грехов и мою мать и меня?..
В сборнике «Песни гор Кудзю» есть прелестные стихи:
Вернусь домой из дальних мест
и, на колени встав, потуплю взор
перед очами моего отца;
и, распростершись на земле, взгляну
в лицо извечно дорогих мне гор.
Кто знает, может быть, тогда, когда я признала и простила отношения Вашего отца и моей матери, появились на свет первые ростки, выросшие впоследствии в непоправимую ошибку и для мамы в для меня. Может быть, эти ростки пустили корни и в Вашей душе и заставили Вас страдать, словно проклятие, тяготея над Вами?.. Но любое проклятие когда-нибудь теряет силу. Я думаю, наше с Вами потеряло свою силу именно в тот день, когда я разбила чашку.
Я любила двух людей — маму и Вас, Кикудзи-сан. Наверно, Вам странно слышать это запоздалое признание. Я и сама до сих пор удивляюсь своему чувству, но не хочу его скрывать от Вас, ибо признание и будет тем покоем, о котором «молю для Вас». Я не обвиняю и не проклинаю Вас сейчас, Кикудзи-сан, как не обвиняла и не проклинала раньше. Моя любовь получила наивысшее воздаяние и наивысшую кару. Обе мои любви пришли к логическому концу: одна завершилась смертью, другая — самой суровой карой. Может быть, такова моя судьба? Мать рассчиталась смертью, а я — бегством, взвалив на себя тяжелейший груз.
— О-о, хочу умереть! — часто говорила мама.
А когда я не пустила ее на свидание с Вами, сказала:
— Ты хочешь моей смерти?
В тот самый день, когда я разбила сино, ко мне вдруг пришло прозрение. Я поняла, что творилось с моей матерью. Увидев Вас на чайной церемонии в храме Энкакудзи, она впала в состояние, которое я называю «на грани самоубийства». Встреча с Вами, Кикудзи-сан, поселила в ней желание покончить с собой, и в то же время Вы были ее единственной зацепкой за жизнь, потому что она жила одной мыслью — быть с Вами. Я этому мешала, и она умерла. А в тот день, когда я разбила чашку, и ко мне пришло это состояние — «на грани самоубийства». Что удержало меня от искушения наложить на себя руки? Только ее смерть. Я живу потому, что умерла мама.
Когда я разбила чашку о садовый таз и, теряя сознание, начала падать на дорожку, Вы подхватили меня. И я тогда позвала: «Мама!» Вы слышали? Нет, наверно. Наверно, я кричала мысленно.
Вы говорили — нельзя тебе уходить домой. Вы хотели проводить меня. А я только качала головой.
Я сказала Вам тогда, что мы больше не увидимся, и ушла, убежала. И бежала всю дорогу, вся вспотев, и действительно решила умереть. Нет, у меня не было обиды на Вас. Но я почувствовала, что подошла к своему концу. К финалу, за которым уже ничего нет. Разве моя смерть не стала бы естественным следствием смерти матери? Она не вынесла своего позора и умерла. А я — разве все мое поведение не было таким же позором? Но из невыносимо жгучего пламени раскаяния, охватившего меня, прорастали сказочно прекрасные цветы — ведь я любила Вас! И что бы Вы со мной ни сделали, это не могло быть позором. Я, как мотылек, летела на огонь. Мама умерла, не вынеся собственного падения. А я считала ее прекрасной. Разве в этом стремлении было что-либо позорное для меня?
И все же между нами, мамой и мной, была существенная разница.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56