Так пусть она перейдет в руки не омраченного воспоминаниями обладателя. Пусть живет и сохраняет свою красоту и после нашей смерти.
— Да-а?.. Может быть, ее все-таки не продавать, если вы так о ней заботитесь? Впрочем, мне-то все равно.
— Мне же не жаль с ней расстаться. Я нисколько не дорожу этой чашкой. Просто мне хочется смыть с нее наши нечистые следы. Как-то противно оставлять ее в руках Куримото. Хотя тогда, в чайном павильоне храма Энкакудзи, чашка была сама по себе. Она играла свою собственную роль независимо от связанных с ней неприглядных человеческих отношений.
— Звучит так, словно чашку вы ставите выше человека.
— Может быть. Я сам не очень-то разбираюсь в чашках, но ее столько лет берегли люди, которые разбирались в этом. Не могу же я теперь взять ее и разбить… Пусть уж лучше будет пропавшей без вести…
— А мне бы, пожалуй, хотелось, чтобы чашка осталась у нас. Как памятная для нас обоих вещь, — сказала Юкико ясным голосом. — Мне было бы приятно, если бы постепенно открывалась ее красота, которой я сейчас не понимаю. А что было раньше, меня не беспокоит. Вы не будете потом жалеть, если ее продадите?
— Нет! Чашка должна расстаться с нами и стать пропавшей без вести. Такая уж ей выпала судьба.
Произнеся слово «судьба», Кикудзи до боли ясно вспомнил Фумико.
Погуляв часа полтора, они вернулись домой.
Юкико, собравшаяся было взять из хибати огонь для котацу, вдруг двумя руками сжала руку Кикудзи. Словно для того, чтобы показать ему, что одна ладонь у нее теплая, а другая совсем холодная.
— Подать печенье, которое принесла госпожа Куримото?
— Нет, не хочу.
— Не хотите?.. А она, кроме печенья, принесла еще бурый чай, говорит, из Киото прислали… — В голосе Юкико не было ни тени предубеждения.
Убирая в шкаф завернутую в фуросики чашку, Кикудзи подумал, не продать ли вместе с чашкой и кувшин сино, лежавший сейчас в глубине шкафа.
Юкико готовилась ко сну. Смазала лицо кремом, вытащила шпильки из прически.
— Не сделать ли мне короткую стрижку, как вы думаете? Только, может, стыдно будет с голой шеей…
Расчесывая длинные распущенные волосы, Юкико на секунду подняла их на затылке и показала, как она будет выглядеть с открытой сзади шеей. Потом она близко придвинулась к зеркалу и долго стирала с губ помаду кусочком марли. Помада, должно быть, никак не сходила.
Они лежали в темноте, обнявшись, согревая друг друга теплом своих тел. Кикудзи постепенно погружался в привычную тоску — до каких же пор он будет осквернять обоюдное их томление, святое в данном случае?.. Юкико чиста, и разве что-либо может запятнать истинную чистоту? Ведь чистота все и всех прощает. Почему же этого не может быть?.. Подобные мысли, эгоистические и спасительные, теснились в его голове.
Юкико заснула, и Кикудзи разжал объятия. Но ему так не хотелось отрываться от ее тепла. Очень уж тоскливо — отодвинуться и лежать в холодной постели бок о бок с грызущим его раскаянием. «Не надо мне было жениться», — подумал Кикудзи.
3
Два вечера подряд по всему предзакатному небу разливался бледно-розовый свет.
Кикудзи ехал домой в электричке и смотрел на окна недавно построенных зданий. Все они светились, но как-то блекло, неярко. Он было удивился: что за странность такая, по тут же понял: люминесцентные лампы. В этих домах не было ни одного темного окна. Словно в каждой комнате зажгли свет радости в знак праздника новоселья. Чуть в стороне от новостроек на небе висела почти полная луна.
Когда Кикудзи уже подходил к дому, розовый небосвод стал меркнуть, а краска, приобретая все большую густоту и яркость, стекла к горизонту, туда, где скрылось вечернее солнце. На небе заполыхало зарево.
Сворачивая к дому, Кикудзи почему-то встревожился, на ощупь проверил чек во внутреннем кармане пиджака.
Тут он вдруг увидел Юкико. Она выбежала из ворот соседнего дома и скрылась в их воротах. Она не заметила Кикудзи.
— Юкико, Юкико!
Она вышла на улицу.
— Добро пожаловать домой! Вы меня увидели, да? — Юкико залилась краской. — Соседи позвали к телефону, младшая сестра звонила…
— Да-а?..
Для Кикудзи это было неожиданностью. Интересно, с каких пор она пользуется телефоном соседей?..
— Сегодня небо было точно такое же, как вчера перед вечером. Только цвет теплее, потому что день выдался ясный-ясный…
Юкико взглянула на небо.
Переодеваясь, Кикудзи вынул из кармана чек и положил его на буфет.
Убирая снятую Кикудзи одежду, Юкико сказала, не поднимая головы:
— Сестра сказала по телефону, что в воскресенье вечером они вдвоем с папой собирались к нам…
— К нам?
— Да.
— Отчего же не приехали? — непринужденно произнес Кикудзи.
Рука Юкико, чистившей щеткой брюки Кикудзи, застыла.
— Как это «отчего же не приехали»? — произнесла Юкико. — Я же недавно послала им письмо с просьбой пока не бывать у нас.
Кикудзи в полном недоумении чуть было не спросил почему, но, спохватившись, промолчал. Он догадался — Юкико боится посещения отца. А вдруг он поймет, что они до сих пор еще не настоящие муж и жена…
Однако Юкико, быстро подняв глаза на Кикудзи, сказала:
— А папе очень хочется побывать у нас. Пригласите его, пожалуйста!
Кикудзи ответил, ослепленный взглядом Юкико:
— Разве требуется особое приглашение? Взял бы и приехал запросто.
— Потому что к замужней дочери… Да нет, не так все это просто…
Голос Юкико звучал почти весело.
Возможно, Кикудзи больше Юкико боится посещения ее отца. После свадьбы он ни разу не пригласил ни родителей, ни братьев, ни сестер Юкико и вспомнил об этом только сейчас. Он как бы забыл о существовании родных своей жены. Ему было не до них — настолько он был поглощен своим странным союзом с Юкико.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56