Поднял голову и видит Ц огромными буквами написано: «Влад
ивосток». Оказывается, вместо своей «аннушки» он каким-то образом сел на
реактивный и рванул из Европы в Азию.
Конечно, под влиянием итальянских вин…

* * *

Холин подошел к своему вагону. Толстая проводница в шинели возилась с фо
нарем, который то загорался, то гас. «Не могут уж посовременнее что-нибудь
придумать. Как были двадцать лет фонари, так и остались, Ц опять плохо по
думал Холин о железной дороге, предъявляя билет. Ц И проводник в такой же
шинели…»
Поезд был почти пуст. Маршрут в Крым недавно ввели специально для отпуск
ников, но только начинался март, и, конечно, мало кто стремился к холодному
морю. В купе сидел лишь один человек Ц маленький, неопределенного возра
ста, сразу с двумя лысинами: передней и задней; из тех, что всю дорогу смотр
ят в окно. Николай Егорович поздоровался, поставил чемодан в ящик под пол
ку Ц его место было внизу Ц и вышел на улицу; до отправления еще оставало
сь много времени: на их станции всегда поезда стояли долго.
Падал мелкий снег. Мороз был ощутимый, но не очень, чуть-чуть поменьше, и он
стал бы приятным. По пустому перрону, выскобленному машинами с проволочн
ыми щетками, крутилась мелкая поземка. У поземки было все, как у настоящей
: сугробы, лижущие языки, черные «окна», только все это выглядело настольк
о маленьким, словно Холин вдруг стал великаном и разглядывал поземку с в
ысоты своего великаньего роста. Из открытой форточки станционного рест
орана тянулась грустная мелодия. Как полная луна, неслась сквозь снега ф
ара элеватора.
На перроне, кроме Холина, был лишь один человек: нервно прохаживалась худ
ая девушка с убитым морозом букетиком белых цветов Ц она кого-то ждала. О
ни встретились, разминулись, опять встретились. Надо бы пошутить, подума
л Николай Егорович, но кроме идиотской, затасканной шуточки «Вы не меня в
стречаете?» ничего не пришло на ум, и он поплелся ко входу на вокзал. Дверь
широко распахнулась, и Холин даже отшатнулся от неожиданности Ц прямо н
а него валила толпа их заводской братии с оттопыренными карманами.
Увидев Николая Егоровича, толпа возликовала.
Ц А мы тебя провожать! Ц загалдели вокруг неподдельно радостные голос
а.
«Сегодня зарплата, Ц вспомнил, пожимая руки, Холин. Ц Неужели мои дела т
ак уж плохи, если эта братия расчувствовалась?»
Пришел даже Лукашов. Но этот наверняка не расчувствовался, а явился по до
лгу службы. Лукашов Ц человек долга. В завкоме Лукашов отвечал за бытово
й сектор и добросовестно присутствовал на всех свадьбах, перепоясанный
свежевыстиранным полотенцем, взятым из заводской столовой, а на похорон
ах неизменно пристраивался сзади к крышке гроба и хотя нести не нес по пр
ичине маленького роста, а даже еще больше отягощал конструкцию, но умел з
ычно и в то же время скорбно подавать команды, где остановиться, когда тро
нуться, и потому был незаменим.
«Ворон, Ц подумал Холин. Ц Прилетел…»
Между тем говорились обычные вещи.
Ц Место хорошее?
Ц Как устроился?
Ц Что говорят врачи?
Ц Ну ничего. Выглядишь ты молодцом.
Ц По радио слышал Ц там тепло.
Ц Еще купаться будешь.
И так далее. Хотя думали, конечно, все о другом: когда наступит время тяпну
ть. У всех были немного скорбные, но внутренне удовлетворенные рожи. Что н
и говори, а идея удачная. Тяпнули после смены, тяпнут сейчас, потом пойдут
добавят в «столовой № 1», а дома не придерешься. «Опять глаза залил? Ц закр
ичит жена. Ц Иди туда, где был!» Ц «Товарища провожал» Ц «Какого еще тов
арища! Знаем мы этих товарищей! Небось с бабами хороводился!» Ц «У тебя ве
чно одни бабы на уме! Ц обидится хозяин дома. Ц Помнишь, тот самый… Так во
т его…» Ц «А разве он жив еще?» Ц «На курорт его… Может, и не вернется… Мож
ет, и за упокой пили».
Пока жена будет думать на тему: «Вот был человек и нет человека», можно ска
зать: « А ведь молодой был, здоровый. Вот и я так вдруг…» Хозяин со скорбным
видом достанет бутылку, открыто, ничуть не стесняясь, поставит ее на стол,
даже стуком обратив внимание: дескать, вот я какой чуткий, какое у меня чув
ствительное сердце, не только на поезд посадил, а и дома решил помянуть.
И жена ничего не скажет, не заругается, не стукнет кулаком по нежной, размя
гченной выпивкой голове мужа, а сбегает в подвал, принесет огурчиков, кап
устки, нальет горячего борща, вытрет руки фартуком и сама подсядет к стол
у, к маленькому, семидесятипятиграммовому стаканчику, похожему на больн
ичную мензурку, что рядом с граненым стаканом хозяина как младенец; и они
выпьют за упокой его, Холина, души, и хозяйка долго будет махать возле рта
ладонью, а потом выпьет еще половинку и заплачет; конечно, не о нем, Холине,
которого она в жизни не видела, а так, вообще… обо всех и о себе в частности,
о том, как плохо, странно, противоестественно представить себя лежащей в
гробу.
А муж, видя, что жена расчувствовалась, направляется к вешалке и начинает
искать шапку, чтобы пойти и добавить, но он плохой стратег и тактик, он наи
вный политик, скверный знаток человеческих душ, и в особенности женских,
наконец, он просто потерял бдительность. Бормоча слова о том, какой хорош
ий человек был Холин, какой он был молодой, сильный, красивый, душевный, до
брый, отзывчивый, толковый специалист и верный товарищ, как его, Холина, лю
били все и уважали, как у него, Холина, этот гад Лукашов отнял жену и сделал
много других гадостей, хозяин дома притупил бдительность и не обращал вн
имание на действия своей верной половины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12