Даже
не глядя на него, Холин знал, что в голове человека с двумя лысинами мелька
ли станки, никелированные экспортные гайки, покрытые красной нитрокрас
кой шайбы, зубила, загадочные, непонятные простому смертному УМС-4567. А песе
нка «фу-фу-фы-р-р…» означала: «Ничего, старик. Не вешай нос. Все будет хорош
о».
Вот тут-то, в этом месте Холин и потерял бдительность. Он совсем не ожидал,
просто забыл, что рано или поздно наступит этот момент, что женщина, в како
м бы возрасте она ни была, обязательно скажет вот эти слова:
Ц Молодые люди, можно вас на минутку?
Холину всегда унизительно и противно было слушать эти слова. Как будто о
н специально остался, чтобы подсматривать, прикрыл глаза, а сам, прищурив
шись, наблюдает; может, отвернется пола халата, может, она забудет про него
, съежившегося, чтобы быть незаметнее, сощурившегося, якобы сонного, и нач
нет раздеваться. Она начнет раздеваться, а он, Холин, забывшись, вытаращит
глаза на ее налитое, прекрасное, гладкое, обтекаемое, как у дельфина, тело,
и в этот момент она обернется, глаза в глаза, и усмешка скривит ее губы. В мо
лодости у Холина один раз случилось такое. Это было до того унизительно, п
ротивно, до того он долго презирал себя…
Ц Молодые люди, можно вас на минутку?
Здесь было уличение. Вот почему Николай Егорович не любил этих слов. Здес
ь было уличение в мыслях.
Холин вышел из купе и встал у окна. Человек с двумя лысинами тоже задержал
ся у окна, спел «фу-фу-фыр-р-р», пощелкал подтяжками, собрался, наверное, за
дать Холину какой-то вопрос, потому что уже повернулся к нему, уже направи
л на него свои бледно-голубые глаза, удивительно сочетавшиеся с лысинам
и, уж оттопырил нижнюю губу, но потом увидел, что дверь туалета открыта, и у
стремился туда, решив не упускать счастливого случая.
За окном бежала зимняя смесь черного с белым, неясное предчувствие кочко
ватых полей с покосившимися щитами снегозадержания, защитных полос, то в
ысоких, из клена, дуба, березы, то вместо них клочья серого неба, почти не не
ба, а так, куски неопределенного вещества, подбитого внизу извивающейся
шкуркой низкого кустарника. Иногда выскакивала из хаоса стая желтых гла
з, бежала вровень с поездом, скача по кочкам, но потом запыхивалась, отстав
ала и залегала в какой-нибудь лощине до следующего поезда. Деревни…
Тот же запах… В самом деле, откуда берется здесь запах мокрого, залитого в
одой угля? Все-таки не надо было ехать поездом. Можно было сделать такую ш
туку: полететь назад, в Москву, а там сесть на реактивный до Симферополя. В
сего было бы рублей на двадцать дороже…
Тогда этот запах въелся ему в кожу, в легкие, в сердце, и его часто тошнило, д
аже много лет спустя…
Это был запах войны… Запах страшного детства, когда, чтобы прокормиться,
они вскакивали на трудно идущий в гору состав и долгие километры ползком
, перебежками добирались по крышам до паровоза, до тендера, полного угля…

Уголь Ц это жизнь. Уголь Ц это хлеб, молоко, теплые валенки. Кто в деревне
устоит против угля? Никто. Нет такого человека, который бы устоял против н
астоящего куска антрацита. Блестящего, теплого, уверенного в себе куска.

Они, мальчишки, воровали этот уголь и обменивали его на жизнь. Кусок антра
цита Ц день жизни. Это уж не так плохо Ц кусок антрацита Ц день жизни. Но
как он давался Ц этот кусок! Надо было ползти, чтобы не заметила охрана, п
о крышам вагонов, цепляясь за выступы, иначе унесет ветром, вжимаясь, когд
а проносились через туннель… Двоих из них сорвало ветром, а один не успел
пригнуть голову, когда ворвались в туннель…
А потом обратный путь с сумкой угля к хвостовому вагону и жуткий полет вн
из, когда летишь и не знаешь, жив ты или мертв.
Холин остался жив, но с тех пор не любил ездить железной дорогой.
Ручка их купе дернулась несколько раз, дверь покатилась в сторону рывкам
и, тяжело, как перегруженный состав в гору. В одном месте дверь заело. Нико
лай Егорович хотел было помочь, но потом передумал: она может решить, что о
н ищет с ней контакта, пытается завязать обычный железнодорожный роман…

Холин остался стоять. Женщина открыла дверь сама. Она открыла ее сильным
рывком. Она открыла дверь таким сильным рывком, что та покатилась вправо
с большой скоростью и ударилась о боковину с громким стуком, почти треск
ом. Сильная женщина…
Николай Егорович не любил сильных женщин. Однажды в молодости он ухажива
л за хрупкой девушкой, почти девочкой. У девушки были узкие плечи, тоненьк
ая талия, голубые, прозрачные ладони. В то время Николай Егорович был наив
ным, начинающим ловеласом. Более опытные товарищи советовали ему быть с
женщинами решительным, смелым, почти наглым. «Женщины любят решительных
, смелых, наглых, Ц говорили эти опытные товарищи. Ц Действуй цинично, и т
ебя всегда будут любить».
Холину очень нравилась девушка с голубыми ладонями, и он однажды, прерва
в интересный разговор об антимирах Ц девушка увлекалась астрономией,
Ц крепко обнял голуболадоневую и поцеловал. В ту же секунду Холин летел
в недалекие кусты, раскинув руки, как парящая птица. Как потом выяснилось,
девушка оказалась самбисткой.
Позже девушка долго извинялась; оказалось, что Холин ей нравился, она даж
е хотела, чтобы он ее обнял и поцеловал, но не ожидала, что это произойдет т
ак быстро, и поэтому среагировала так неожиданно. Это была автоматическа
я реакция, объяснила потом девушка. Она долго объясняла эту свою самбист
скую реакцию.
Они даже плакала, так не хотелось ей терять Холина, но Холин все-таки не см
ог больше встречаться с этой хрупкой девушкой с голубыми ладонями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12