Ц Провожающие? Мы скоро отходим.
И с беспокойством заглянула в фонарь. Она сказала «мы скоро отходим» тон
ом, как будто ее вагон был огромным океанским лайнером, а она сама Ц капит
аном. Она сказала так потому, что чувствовала исключительность своего по
ложения. Вот они, провожающие в гангстерской одежде, останутся здесь, на х
олодном, продуваемом, оскобленном машинами с проволочными щетками перр
оне, потом будут тащиться по неуютным улицам, уставленным черными голыми
деревьями, как на вошедших в моду неуютных, черных, уставленных черными г
олыми деревьями эстампах; будут шутить зябкими голосами, прятать от прон
изывающего ветра дрожащий огонек в черных, подернутых светящейся розов
ой окалиной ладонях спичечный огонек, и им будет холодно, неуютно и очень
далеко до весны, а она через двое суток очутится в Симферополе.
Пока станет формироваться состав, лязгая буферами, пока его, как больног
о, будут обстукивать, прослушивать, обнюхивать люди, похожие на работник
ов преисподней, она выйдет на окраину города нарвать, как всегда это дела
ет, бессмертника, всю зиму простоявшего с открытыми голубыми глазами на
бугре среди сухой полыни, среди камней от давным-давно исчезнувших пост
роек, может быть, от ханской крепости, и среди последних окопов, уже почти
зализанных временем, ставших почти шрамами. И с гор, с моря порывами будет
прилетать ветер, пахнущий водорослями. И у грузина в огромной фуражке, с о
зябшими большими ушами она купит совсем дешево букет мимозы и присоедин
ит его к бессмертнику. И все пассажиры на обратном пути, особенно когда он
и перевалят через Уральские горы, будут восхищаться и ахать. А потом долг
о и грустно смотреть в окно.
Ц Потише, товарищи, Ц строго заметила проводница.
Это Горшков Вано, громоздкий, как платяной шкаф, затопал по железному пол
у подкованными ботинками, радостно гаркнул и двинул плечом вагонную сте
нку, отчего вагон слегка спружинил.
По дороге они слямзили возле бачка с питьевой водой надтреснутый стакан
и гурьбой ввалились в купе Холина. После короткой возни сумели разместит
ься все, притиснув человека с двумя лысинами к самому окну. Маленький Лук
ашов в длинных, почти по горло, болотных сапогах сел на колено огромного, з
анявшего треть купе Вано и стал похож на какую-то болотную птицу, может бы
ть чмыря, усевшуюся на буддийскую статую, торчащую из трясины.
Горшков вытащил из-за пазухи длинную бутылку с зеленым сухим вином и бод
ро, как ставят печать, пришлепнул ее на стол возле плешивого человека. Пле
шивый никак не среагировал на громкий звук. Весь его вид говорил: «Я еще не
того ожидаю».
Ц По посошку на дорожку, Ц сказал Горшков-Геноцвали, Ц чисто символич
ески. Потому как человек больной.
Компания уныло смотрела на непривычно длинную бутылку.
Ц М-да, Ц сказал кто-то искренне и с горечью. Иван-Вано бодро налил в стак
ан с трещиной, похожей на удар молнии, и протянул Холину.
Ц За крымский целебный воздух.
Ц Врач сказал Ц нельзя.
Ц Врач… Ц хохотнул Горшков.
Холин выпил глоток. Горшков одобрительно пошевелил ногой, на которой сид
ел Лукашов в болотных сапогах.
Ц Тебе?
Ц Не, Ц сказал Лукашов застенчиво. Ц Я ее только по праздникам.
Ц Двадцать минут осталось, Ц намекнул кто-то.
Ц Алгоритмы вы, а не человеки, Ц вздохнул Вано и вытащил из другой пазух
и бутылку белой. Ц Нет, чтобы культурно посидеть, товарища проводить, так
скорей глаза заливать.
Компания оживилась. Откуда-то возникли еще бутылки, огурцы, яйца, птица.
Выпили, закусили, стали рассказывать курортные анекдоты.
Ц Уехал муж на курорт, Ц начал Горшков. Ц Шлет телеграмму: продай шкаф,
вышли денег. Потом опять: продай стол, вышли денег. Уехала жена. Присылает
денег Ц купи шкаф…
Плешивый человек оторвался от окна и быстро глянул на Вано, сверкнув пер
едней лысиной. «Старо и плоско», Ц означал его взгляд.
Компания веселела все больше.
Ц Ты там не теряйся, Ц подмигивал Иван-Вано. Ц Если что, пиши, приедем Ц
выручим.
Ц Другим там после него делать нечего.
Ц Ха-ха-ха-ха!
Ц Га-га-га-га!
Ц В армянское радио поступил вопрос: светятся ли глаза у… Угадайте, свет
ятся или нет?
Ц Конечно, светятся!
Ц Армянское радио отвечает: если бы светились, то стояли бы белые ночи.
От грохота колебалась пелена синего дыма. Холин тоже смеялся, даже больш
е, чем надо бы. Он понимал, что они нарочно рассказывают эти грубые старые
анекдоты, чтобы развеселить его, Холина, хотя понимают, что он, Холин, смее
тся неискренне. Да и они смеются неискренне. Они смеются для того, чтобы за
втра можно было сказать на заводе: «Вчера провожали Холина… Грустный так
ой был… Ну, мы его немного развеселили».
Лукашов тоже смеялся. Он сидел пьяненький, размазывал по голове рукой жи
дкий потный чубчик и хлопал неожиданно пушистыми белыми, как у снегурочк
и, ресницами. Нет, он совсем не был похож на болотного чмыря. Он был похож на
снегурочку; такой же нежный, аккуратный, румяный, вот только бы ему подлин
нее волосы и снять огромные болотные сапоги, надеть беленькие валеночки
, и он стал бы совсем снегурочкой.
Рот Лукашова был доверчиво полуоткрыт, глаза с интересом следили за одни
м, за другим. По лицу, то затухая, то разгораясь, бродила улыбка. Иногда Лука
шов хлопал себя ладонями по коленям и смеялся звонким смехом. Казалось п
росто невероятным, что вот именно этот маленький человечек с жидким чубч
иком и пушистыми ресницами отнял у него, Холина, невесту, родил вместо нег
о, Холина, дочь, держит в страхе весь завод и уверенно, точно, не отступая ни
на шаг, ведет атаку на самого директора, и, возможно, директора дни сочтены
, и, конечно, директором будет Лукашов, и он, Холин, станет входить в большой
просторный современный кабинет и вместо солидной, громыхающей туши дир
ектора будет видеть за большим полированным современным столом малень
кого человечка с пушистыми ресницами;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12