Этот самолет впервые отправился в полярное плавание. В собранном виде он помещался на носу, его легко было спустить на воду и так же легко и удобно поднять с воды на палубу. Подготовка к полету требовала не больше часа.
В Мурманске, испытав «Ш-2» в воздухе, мы погрузили его на борт «Челюскина» и вышли в море.
22 августа в северной части Карского моря «Челюскин» остановился во льдах. Я получил распоряжение приготовить самолет к разведке.
Со мной в качестве наблюдателя должен был лететь капитан Воронин. Воронин – лучший капитан-промышленник, ежегодно берущий рекорды по добыче зверя. Выйдя в июле 1932 года из Архангельска, чтобы провести ледокол «Сибиряков» Северным морским путем, он возвратился обратно в Архангельск в мае 1933 года прославленным на весь мир капитаном-полярником.
Мы ежегодно встречались с ним на зверобойке, и все же в разговорах с Ворониным я всегда чувствовал в нем какое-то неверие в силу самолета, чувствовал нежелание признать ту решающую роль, какую сыграл самолет в увеличении добычи зверя и улучшении техники промысла.
Когда пилоты предлагали ему подняться в воздух, он всегда находил какой-нибудь предлог, чтобы отказаться. И я понимал, что происходило это отнюдь не из боязни.
Этот человек с детства плавал на пароходах – если можно так выразиться, сросся с пароходом. Но полеты в Арктике он считал детской забавой…
И этого-то человека мне предстояло посадить на самолет и, грубо выражаясь, обработать.
О необходимости привлечь Воронина к полетам я думал и раньше, зная, что никто лучше самого капитана не увидит и не учтет расположение льда. Мне важно было изменить его отношение к авиации, показать ему всю ценность, всю силу самолета, заставить его признать, что самолет – это действительно «глаза корабля».
В 18 часов я сделал пробный полет. Мы держались в воздухе двадцать пять минут. Мотор работал хорошо.
Сажусь на воду, навстречу отплывает от парохода моторная лодка. Я издали вижу стоящего в ней во весь рост капитана Воронина. Лодка подходит. Я останавливаю мотор.
Механик перебирается на нос самолета для запуска мотора. Владимир Иванович садится на его место.
Я незаметно наблюдаю за ним. Он очень сосредоточенно все осматривает, меня как будто не видит. Даже по лицу заметно недоверие к моей маленькой, хрупкой машине.
Заработал мотор. Даю сигнал убрать лодку, поворачиваю самолет на старт и включаю полный газ. В течение минуты перед нами завеса из мелких брызг, потом все спокойно – мы в воздухе.
Воронин не отрываясь смотрит на развернувшуюся внизу панораму.
Я делаю круг и беру заранее намеченное направление. Под нами причудливо расположенные колоссальные площади льда, среди них вьются змейками черные полосы чистой воды.
Капитан пристально вглядывается в льды. Мы уже идем против ветра сорок минут. Капитан делает знак повернуть обратно. Я поворачиваю, и через тридцать пять минут мы садимся около парохода.
Войдя на палубу «Челюскина», капитан протягивает мне руку, и по тому, как он жмет ее, я понимаю, что победа за мной.
И я не ошибся. Через несколько минут он с горящими глазами рассказывал, как великолепно, что на «Челюскине» имеется самолет. И как страстный охотник-промышленник сейчас же добавил:
– Вот бы мне так пролететь над залежкой! Я бы знал тогда, как лучше к ней подступиться.
С этого дня все разведывательные полеты я совершал, имея на борту самолета наблюдателем капитана Воронина. Владимир Иванович стал одним из самых горячих поклонников авиации.
Как-то раз он сказал, что если бы был помоложе, то стал бы учиться летать. И сына своего он решил направить в школу авиации.
25 августа в районе острова Уединения я снова вылетел, имея на борту начальника экспедиции Отто Юльевича Шмидта и его помощника Ивана Александровича Копусова. Было решено обследовать с самолета остров Уединения, снять и зарисовать его контуры. Отто Юльевич удачно заснял остров «лейкой». Потом Я. Я. Гаккель, геодезист экспедиции, переложил снимок на карту, использовав для уточнения местоположения острова астрономические пункты, имеющиеся на нем.
После этого полета мы двинулись к Северной Земле. Через двое суток разводья стали отклоняться на север. Решено было произвести разведку. Спустили самолет, и в 12 часов я с капитаном Ворониным поднялся в воздух.
Летели мы по направлению к Северной Земле.
Перед нами тянулись колоссальные поля многолетнего льда. Пройти было невозможно. Не будь самолета, пришлось бы потерять много дней в бесполезных поисках прохода. За это время переменившимся ветром нагнало бы льды, и путь для отступления был бы отрезан.
В районе островов Скотт-Гансена мы попали в какой-то ледяной мешок. Спустили самолет. Было это 30 августа. Температура начала понижаться. При подъеме брызги замерзали, очки покрылись льдом – пришлось снять их. Без очков взлет был очень труден. Соленая вода заливала глаза. И только через несколько секунд стало легче. Мы были в воздухе.
Сейчас же стала видна небольшая перемычка, которую «Челюскин» мог свободно пробить. Дальше море было свободно от льдов.
Возвратились обратно, сели и через три часа хода во льдах пошли чистой водой.
13 сентября льды снова начали уплотняться. В районе губы Нольде мы выбрали небольшой плес чистой воды, спустили самолет и снова вылетели на разведку.
Перед нами тянулись льды – и чем дальше, тем плотней и плотней. Наметили проход и решили, что суток через двое придется еще раз слетать на разведку.
15 сентября в районе мыса Якан вышли на плес, чистый от льда, шириной километра в полтора и длиной в два километра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64