Поэтому
, чтобы подавить его и беспрепятственно пустить в ход дурное, они, по приме
ру всех слабых, сплачиваются, образуют клики и партии, овладевают литера
турными газетами, в которых, как и в своих собственных книгах, с глубоким б
лагоговением и важной миной говорят о шедеврах друг друга и таким способ
ом водят за нос близорукую публику. Их отношение к действительным филосо
фам напоминает отношение прежних мейстерзенгеров к поэтам. В пояснение
сказанного пусть обратятся к появляющимся каждую ярмарку писаниям уни
верситетских философов, а также к подготовляющим их появление литерату
рным газетам: пусть, кто понимает дело, посмотрит на то лукавство, с каким
эти последние при случае стараются выставить выдающиеся за ничтожное, и
те уловки, к каким они прибегают для того, чтобы отвлечь от него внимание п
ублики, памятуя изречение Публия Сира: «Всякая доблесть остается на мест
е, если о ней широко не разошелся слух». Подите-ка по этому пути и с этими ра
змышлениями все далее назад, к началу этого столетия; посмотрите, каких г
рехов натворили сначала шеллингианцы, а потом еще гораздо хуже гегелеан
цы: преодолейте себя, перелистайте отвратительную груду, Ц ибо чтения е
е нельзя требовать ни от одного человека. Подумайте затем и посчитайте, с
колько бесценного времени, бумаги и денег должна была за целое полстолет
ие истратить публика на эту пачкотню. Конечно, непостижимо и терпение пу
блики, которая читает из года в год бормотанье пошлых философов-ремесле
нников, не взирая на мучительную скуку, покрывающую его густым туманом,
Ц читает, читает, а мысли все нет: писака, которому самому не преподносило
сь ничего ясного и определенного, нагромождает слова на слова, фразы на ф
разы и все-таки ничего не говорит, ибо ему нечего сказать, и он ничего не зн
ает, ничего не думает, и тем не менее хочет говорить и потому выбирает свои
слова не с тем, чтобы удачнее выразить свои мысли и выводы, а с тем, чтобы по
ловчее скрыть их отсутствие. Такого рода продукты однако печатаются, пок
упаются и читаются, Ц и так дело идет уже целые полвека, причем читатели
и не замечают, что они, как говорится по-испански, papan viento, т. е. глотают пустой в
оздух. впрочем, в видах справедливости, я должен упомянуть, что для поддер
жания в ходу этой мельницы часто применяют еще очень своеобразную уловк
у, изобретение которой надо отнести на долю господ Фихте и Шеллинга. Я раз
умею хитрый прием Ц писал темно, т. е. непонятно: вся суть заключается соб
ственно в таком преподнесении галиматьи, чтобы читатель думал, будто Ц
его вина, если он ее не понимает; между тем писака очень хорошо знает, что э
то зависит от него самого, так как ему прямо нечего сообщить действитель
но понятного, т. е. ясно продуманного. Без этой уловки господа Фихте и Шелл
инг не могли бы поставить на ноги свою лже-славу. Но, как известно, никто не
прибегал к этой уловке с такой отвагой и в такой мере, как Гегель. Если бы э
тот последний с самого начала в ясных и понятных словах высказал нелепую
основную мысль своей лже-философии, именно ту, в которой он прямо извраща
ет истинный и естественный ход вещей, выдавая общие понятия, отвлекаемые
нами из эмпирического воззрения, возникающие, следовательно, через мысл
енное опущение определений, иными словами, отличающиеся тем большею пус
тотою, чем они общие, Ц выдавая их за первое, коренное, истинно реальное (в
ещь в себе, по кантовской терминологии), вследствие чего только к получае
т свое бытие эмпирически реальный мир; если бы, говорю я, он дал ясную форм
улировку этому чудовищному, этой, по истине, сумасбродной выдумке, и доба
вил к тому, что эти понятия без нашего содействия сами себя думают и движу
тся, Ц то каждый рассмеялся бы ему в лицо или пожал плечами и оставил бы п
одобный вздор без всякого внимания. И в таком случае даже продажность и н
изость напрасно стали бы испускать трубные звуки, чтобы величайшую неле
пость, какая была когда-либо слыхана, выдать миру за высшую мудрость и эти
м навсегда скомпрометировать критическую способность немецких ученых
. Под оболочкой же непонятной галиматьи дело пошло, и сумасбродство встр
етило успех:

Глупые люди всегда почитают и любят немало
Всякие обиняки, что скрываются между словами
Лукр. 1, 642.

Ободренный такими примерами, почти каждый жалкий писака старался с тех п
ор писать с вычурной туманностью, чтобы казалось, будто нет слов, способн
ых выразить его высокие или глубокие мысли. Вместо того, чтобы всячески с
тремиться быть ясным для своего читателя, он как-будто дразнит его вопро
сом: «Не правда ли, ты не можешь отгадать то что я думаю?». Если же тот, вмест
о того, чтобы ответить: «а наплевать мне на это!» и отбросить книгу прочь, с
танет над. нею тщетно мучиться, то в конце концов он придет к мысли, что это
должно быть нечто в высшей степени умное, выше его собственного понимани
я, Ц и, высоко подняв брови, начнет он величать автора глубоким мыслителе
м «…».
…Более отдаленный ущерб, какой во всех науках приносит деятельность неп
ризванных, заключается в том, что они воздвигают храм заблуждения, после
дующему разрушению которого хорошие умы и честные сердца должны иногда
посвящать всю свою жизнь. А тем более конечно в философии Ц в самом общем
, важном и трудном занятии.


1 2 3 4 5 6 7