ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Беньёвский оправил свой казацкий кафтан, узким ремешком опоясанный, и сказал приветливо:
– А вы, православные, ешьте, ешьте, на нас не глядите – мы сытые, подождем. Я-то чего зашел... спросить хотел, не запамятовали ль уговор наш постоять за цесаревича? Али уж похерили? В церквах-то, слышали, наверно, в ектеньях его величают особливо, наперед выносят имя...
– Слыхали! Слыхали! – раздались приглушенные набитой в рот едой голоса артельщиков.
– Не забыли мы дела того, помним!
– Ну а воинский-то припас готов у вас? А то получим знак откуда следует, а у вас еще конь не валялся.
Ему ответил Суета Игнат – поднялся с лавки, ладонью вытер губы и усы:
– Не боись, припас имеем. Десяток пистолей добрых раздобыли, фузей с десяток тож, порох есть, и пули льем до полного комплекта. Даже сабель семь штук спроворили. Но токмо... – и Суета тихонько подмигнул конфедерату.
– Что токмо?..
– Гуляет молва одна, что дело цесаревича могет остаться втуне.
– Отчего же втуне?
– Да оттого, что еще прежде всяких там знаков, толкуют, уйдут господа из Большерецка на кораблике, а нас, мужиков, Нилову на расправу оставят. Ну, так или не так?
Беньёвский осуждающе покачал головой:
– Совсем, совсем не так, ребята. Обидно даже слышать мне от вас такие речи! Ужели совести бы у меня хватило отдать вас на закланье? Но, скажу... что и слухи про корабль не без причины...
– А больно хитрая какая-то причина, – простовато вякнул один из мужиков.
– Не хитрая. Имеем мы про запас идею: ежели фортуна нам желаемой виктории не дарует и бунт наш неудачен будет, попытаемся уплыть мы отсель подальше, так чтоб царицыным соглядатаям нас не найти, – Беньёвский оглядел притихших мужиков. – Но и вы, ребята, поплывете с нами тоже, потому как на расправу жестокую псам Екатерининым я вас не отдам – люблю я вас и жалею, а жалеючи, хочу вам единого добра. Мало ль вы настрадались? Мало ль вас секли да грабили? Кажись, с самого рождения вас токмо и терзают, а пожалеть-то, как я жалею, и некому!
– Верно, некому нас жалеть, сирых.
– Ну так поплывем! – воззвал Беньёвский, протягивая руку к мужикам. – Чего терять-то вам?
– А куда? Куда?
Беньёвский сделал еще один шаг к мужикам:
– Да Господи! В океане есть много дивных островов, где земля способна взамен одного брошенного в нее зерна отдать сто зерен, где урожай снимают три раза в год, где на деревьях растут плоды, чей аромат вы обоняете даже через кожуру! Там живут миролюбивые, ласковые туземцы, и темнокожие красавицы ходят совсем нагими. Там в реках и в море множество вкусной рыбы, а в лесах так много дичи, что три охоты могут обеспечить человека мясом на полгода. Все, все сие может стать вашим, едва вы захотите. Вы будете свободными людьми, живущими вольной общиной и сохраняющими святоотеческую веру свою. Над вами не будет тяготеть бремя жестоких законов, у вас не будет страха умереть на дыбе под кнутом. О, в той земле вообще не существует наказаний – не за что наказывать, ибо никто и никогда не посягает на имущество и жизнь другого, поелику каждый обладает там богатством, а богатый человек не знает чувства зависти. Друзья мои, я подарю вам настоящий рай, и вы справедливо сможете назвать меня своим освободителем!
Мужики сидели нахмурясь, и друг на друга не глядели. То, что говорил им сейчас Беньёвский, многим заманчивым казалось и соблазнительным сверх всякой меры. Но каждый знал, что согласие, голос свой за трудный, опасный сей вояж давать никак не следует, пока не решит задачи этой вся артель. Но каждый также чувствовал, что артель – это они сами и, если не встать да не сказать, так, значит, никто не встанет да не ответит, не поможет, не подскажет. Поэтому и жалел кое-кто из них, что живут в артели и принуждены общинным правилам ее подчиняться беспрекословно. И все поглядывали на Игната – пусть скажет он за всех, но только поскорей: да, да – нет, нет, а что же сверх того, то, всем понятно, от лукавого.
Но Суета хоть и видел устремленные на него взгляды товарищей, но не спешил ответствовать. Еще тогда, после первого приглашения Беньёвского уехать из России, сильно призадумался Игнат а не поспешил ли он с отказом? А если в какое хорошее место зовут его? Нет разве на свете вольного, тихого и сытого жилья? Мучился Суета немало, нещадно клял себя за то, что не расспросил подробней, сам хотел было идти к Беньёвскому, но то ли гордость, то ли упрямство не пустило – не пошел. И вот теперь опять... Но и снова не торопился Суета.
– Сударь, – вздохнул он глубоко, проводя рукой по рябой щеке своей, – предприятие твое соблазна сатанинского, что и говорить. Но... хоть и не рай небесный Россия, а все обычно нам тут – и законы, и природа, и обхождение людское, все до самой мелкой козявки и букахи. Там же, куда зовешь, непривычно нам все, неведомо и дико. Боимся, сударь, не серчай.
Многие артельщики словами Суеты недовольны остались – поймали криводушину, поняли – не то говорит. Беньёвский же укоризненно головой качнул, сказал с улыбкой:
– Не ожидал я от вас, охотников на зверя морского, такого малодушия слюнтяйского. Не думал, что вы ради дряни всякой, козявок да букашек, волей своей пожертвуете. Ай-ай, словно девы невинные толкуете – страшно, страшно!
Игнат маленько стушевался:
– Имеется у нас и окромя козявок заковычка. А ну как завезешь ты нас, куда Макар телят не гонял, да и бросишь там безо всякого призрения. Мы ж тебе как матросы нужны, не боле. А сделаем свое дело – прощевайте, скажешь, ребята! Успокоил бы ты наше беспокойство, барин... – и Суета зачем-то подмигнул Беньёвскому.
– Ладно, успокою... – кивнул конфедерат и показал на молчавшего Ивана, который, зная о предназначении своем, стоял в сторонке и робел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
– А вы, православные, ешьте, ешьте, на нас не глядите – мы сытые, подождем. Я-то чего зашел... спросить хотел, не запамятовали ль уговор наш постоять за цесаревича? Али уж похерили? В церквах-то, слышали, наверно, в ектеньях его величают особливо, наперед выносят имя...
– Слыхали! Слыхали! – раздались приглушенные набитой в рот едой голоса артельщиков.
– Не забыли мы дела того, помним!
– Ну а воинский-то припас готов у вас? А то получим знак откуда следует, а у вас еще конь не валялся.
Ему ответил Суета Игнат – поднялся с лавки, ладонью вытер губы и усы:
– Не боись, припас имеем. Десяток пистолей добрых раздобыли, фузей с десяток тож, порох есть, и пули льем до полного комплекта. Даже сабель семь штук спроворили. Но токмо... – и Суета тихонько подмигнул конфедерату.
– Что токмо?..
– Гуляет молва одна, что дело цесаревича могет остаться втуне.
– Отчего же втуне?
– Да оттого, что еще прежде всяких там знаков, толкуют, уйдут господа из Большерецка на кораблике, а нас, мужиков, Нилову на расправу оставят. Ну, так или не так?
Беньёвский осуждающе покачал головой:
– Совсем, совсем не так, ребята. Обидно даже слышать мне от вас такие речи! Ужели совести бы у меня хватило отдать вас на закланье? Но, скажу... что и слухи про корабль не без причины...
– А больно хитрая какая-то причина, – простовато вякнул один из мужиков.
– Не хитрая. Имеем мы про запас идею: ежели фортуна нам желаемой виктории не дарует и бунт наш неудачен будет, попытаемся уплыть мы отсель подальше, так чтоб царицыным соглядатаям нас не найти, – Беньёвский оглядел притихших мужиков. – Но и вы, ребята, поплывете с нами тоже, потому как на расправу жестокую псам Екатерининым я вас не отдам – люблю я вас и жалею, а жалеючи, хочу вам единого добра. Мало ль вы настрадались? Мало ль вас секли да грабили? Кажись, с самого рождения вас токмо и терзают, а пожалеть-то, как я жалею, и некому!
– Верно, некому нас жалеть, сирых.
– Ну так поплывем! – воззвал Беньёвский, протягивая руку к мужикам. – Чего терять-то вам?
– А куда? Куда?
Беньёвский сделал еще один шаг к мужикам:
– Да Господи! В океане есть много дивных островов, где земля способна взамен одного брошенного в нее зерна отдать сто зерен, где урожай снимают три раза в год, где на деревьях растут плоды, чей аромат вы обоняете даже через кожуру! Там живут миролюбивые, ласковые туземцы, и темнокожие красавицы ходят совсем нагими. Там в реках и в море множество вкусной рыбы, а в лесах так много дичи, что три охоты могут обеспечить человека мясом на полгода. Все, все сие может стать вашим, едва вы захотите. Вы будете свободными людьми, живущими вольной общиной и сохраняющими святоотеческую веру свою. Над вами не будет тяготеть бремя жестоких законов, у вас не будет страха умереть на дыбе под кнутом. О, в той земле вообще не существует наказаний – не за что наказывать, ибо никто и никогда не посягает на имущество и жизнь другого, поелику каждый обладает там богатством, а богатый человек не знает чувства зависти. Друзья мои, я подарю вам настоящий рай, и вы справедливо сможете назвать меня своим освободителем!
Мужики сидели нахмурясь, и друг на друга не глядели. То, что говорил им сейчас Беньёвский, многим заманчивым казалось и соблазнительным сверх всякой меры. Но каждый знал, что согласие, голос свой за трудный, опасный сей вояж давать никак не следует, пока не решит задачи этой вся артель. Но каждый также чувствовал, что артель – это они сами и, если не встать да не сказать, так, значит, никто не встанет да не ответит, не поможет, не подскажет. Поэтому и жалел кое-кто из них, что живут в артели и принуждены общинным правилам ее подчиняться беспрекословно. И все поглядывали на Игната – пусть скажет он за всех, но только поскорей: да, да – нет, нет, а что же сверх того, то, всем понятно, от лукавого.
Но Суета хоть и видел устремленные на него взгляды товарищей, но не спешил ответствовать. Еще тогда, после первого приглашения Беньёвского уехать из России, сильно призадумался Игнат а не поспешил ли он с отказом? А если в какое хорошее место зовут его? Нет разве на свете вольного, тихого и сытого жилья? Мучился Суета немало, нещадно клял себя за то, что не расспросил подробней, сам хотел было идти к Беньёвскому, но то ли гордость, то ли упрямство не пустило – не пошел. И вот теперь опять... Но и снова не торопился Суета.
– Сударь, – вздохнул он глубоко, проводя рукой по рябой щеке своей, – предприятие твое соблазна сатанинского, что и говорить. Но... хоть и не рай небесный Россия, а все обычно нам тут – и законы, и природа, и обхождение людское, все до самой мелкой козявки и букахи. Там же, куда зовешь, непривычно нам все, неведомо и дико. Боимся, сударь, не серчай.
Многие артельщики словами Суеты недовольны остались – поймали криводушину, поняли – не то говорит. Беньёвский же укоризненно головой качнул, сказал с улыбкой:
– Не ожидал я от вас, охотников на зверя морского, такого малодушия слюнтяйского. Не думал, что вы ради дряни всякой, козявок да букашек, волей своей пожертвуете. Ай-ай, словно девы невинные толкуете – страшно, страшно!
Игнат маленько стушевался:
– Имеется у нас и окромя козявок заковычка. А ну как завезешь ты нас, куда Макар телят не гонял, да и бросишь там безо всякого призрения. Мы ж тебе как матросы нужны, не боле. А сделаем свое дело – прощевайте, скажешь, ребята! Успокоил бы ты наше беспокойство, барин... – и Суета зачем-то подмигнул Беньёвскому.
– Ладно, успокою... – кивнул конфедерат и показал на молчавшего Ивана, который, зная о предназначении своем, стоял в сторонке и робел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115