Неуклюжая, обширная, несчастная миссис Китченс ничего об этом не слышала.
— Мой Леонард не отличит один конец ружья от другого!
— А разве он не меняет масло в своей машине?
— Он может заставить расти цветы. — Она выглядела крайне изумленной. — А больше он ни в чем не смыслит.
Я оставил бедную миссис Китченс горевать над неудавшимся браком и снова заночевал в доме Полли.
Почти все воскресенье я просидел один в штаб-квартире партии. Бэзил Рудд в достаточной мере не любит кузена и поможет разыскать его. Так мне хотелось думать. И я ждал. Звонок раздался почти в шесть вечера. Я поднял трубку.
— Это вы хотите знать, где найти Бобби Ушера Рудда? — спросят голос явно не Бэзила Рудда.
— Да, — ответил я. — А вы кто?
— И на пенни не имеет значения, кто я. Он всюду сует нос. Из-за него от меня ушла жена и я потерял детей. Если вы хотите пришпилить этого подонка, Ушера Рудда, то в этот самый момент он в офисе «Газеты Хупуэстерна».
Информатор резко бросил трубку. Ушер Рудд оказался чуть ли не у моих дверей. Я ожидал долгой погони, но офис и типография «Газеты» — чуть-чуть проехать по дороге. Я запер штаб-квартиру партии, вскочил в машину и помчался так, будто за мной гналась вся преисподняя. Благо в воскресенье движение на улицах было небольшим. Теперь, когда я нашел Ушера Рудда, нельзя его упустить.
Он все еще был в «Газете» и в самом разгаре яростной ругани с Сэмсоном Фрэзером. Когда я вошел в кабинет редактора, они замолчали, проглотив обжигающие фразы на полуслове. Оба знали, кто я.
Бобби Ушер Рудд буквально онемел. В выражении Сэмсона Фрэзера смешались удовольствие, понимание и облегчение.
— Бобби клянется, что история про наркотики правда, — сказал он.
— Бобби готов клясться, что его мать шимпанзе.
Дрожавший палец Ушера Рудда ткнулся в номер «Газеты» за четверг, который лежал на столе Сэмсона Фрэзера. Наконец к нему вернулся голос, охрипший от бешенства.
— Знаете, что вы сделали? — Он обращался ко мне, а не к Сэмсону Фрэзеру. — Вы заставили их выставить меня из «Крика!». Вы так сильно напугали Руфуса Кроссмида и владельцев, что они больше не рискуют печатать мои материалы. А их проклятый еженедельник из-за меня с каждым годом продавался все лучше и лучше... Это чертовски НЕСПРАВЕДЛИВО. А сейчас они говорят, что над ними смеется вся пресса, напечатали фальшивую историю о парне, чей отец может стать премьер-министром. Они говорят, что я своей историей выстрелил по заказчику. Мол, она поможет Джорджу Джулиарду, а не прикончит его. Откуда мне было знать? Это зверски несправедливо.
— Вы же видели, что Вивиан Дэрридж не понимает, что говорит, — с горечью напомнил я ему.
— Надо слушать именно тех людей, которые не понимают, что говорят.
Откровенное признание, выболтанное в ярости, пролило свет на загадку успеха Ушера Рудда.
— В тот день в Куиндле, когда я впервые встретил вас, вы уже пытались накопать что-то скандальное об отце, — заметил я.
— Нет.
— Он хочет каждого замазать грязью, — добавил Сэмсон. Я покачал головой.
— Кто приказал вам атаковать моего отца? — спросил я.
— Мне не нужно приказывать.
Хотя я и не кричал, голос звучал громко, а обвинения ясно.
— Вы всю жизнь с детства крутитесь среди машин. Это вы готовили аварию «рейнджровера», машины моего отца, заткнув вместо пробки картер свечой?
— Что?
— Это вы? Кто предложил вам это сделать?
— Я не отвечаю на ваши чертовы вопросы. На столе у Сэмсона Фрэзера зазвонил телефон. Он поднял трубку, недолго послушал и, сказав «о'кей», снова положил ее.
Ушер Рудд, конечно, знал газетное дело и подозрительно спросил у редактора:
— Вы сказали «о'кей», чтобы начинали печатать?
— Да.
Тут Ушер Рудд так разъярился, что его начало трясти.
— Вы печатаете без изменений, — кричал он. — Я настаиваю... Я убью вас... Остановите машины... Если вы не напечатаете то, что я вам сказал, я убью вас.
Сэмсон Фрэзер не поверил ему, и, несмотря на все бешенство Ушера Рудда, я тоже. Словом «убью» легко грозят, но редко воспринимают его буквально.
— Какие изменения? — резко спросил я.
— Он хочет, чтобы я напечатал, будто письмо сэра Вивиана фальшивка и вы подделали его подпись. — Голос Сэмсона звучал на более высоких нотах, чем обычно. — А история о том, что вы нюхали клей, стопроцентно стерильна, стопроцентно кошерна и что вы готовы на все... на все, чтобы отрицать ее.
Он взял со стола страничку, напечатанную на машинке, и помахал ею.
— И к тому же сегодня воскресенье, — добавил Сэмсон, — здесь, кроме меня и печатников, никого нет. А завтра газета будет отпечатана и готова для распространения.
— Вы сами можете внести изменения. — Ушер Рудд просто танцевал от ярости.
— И не собираюсь, — фыркнул Сэмсон.
— Тогда не печатайте газету.
— Но это же смешно.
Сэмсон протянул мне машинописный листок. Я опустил глаза и начал читать. А Ушер Рудд будто только и ждал момента невнимания с моей стороны. Он быстро рванулся к двери и, как обычно, молниеносно исчез. Но не к двери во внешний мир, а к дверям, разлетающимся, словно качели, во внутренний коридор, уходящий в глубину здания, — в переход к печатным машинам.
— Остановите его! — в ужасе завизжал Сэмсон.
— Там же только бумага, — заметил я, хотя и кинулся к двери.
— Нет... авария... он может сломать... удержите его.
Волнение редактора убедило меня. Я помчался за Ушером Руддом по коридору с маленькими кабинетами вдоль обеих стен. Потом еще по одному коридору. Через просторный холл с огромными бобинами — сырье для печати, газетная бумага. В маленькую комнату, где двое или трое мужчин управляли мерно постукивавшей машиной, выдававшей цветные оттиски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75