Хотя, если подумать, то беспричинно. Правда, у меня, наверно, тоже было бы такое же чувство. Поэтому, если вы хотите, я оставлю вас здесь, а сам пойду смотреть лошадей, чего, откровенно говоря, мне очень хочется.
— По возрасту я могла бы быть вашей матерью, — раздраженно и непоследовательно выпалила она.
— Вполне, — вырвалось у меня. Едва ли тактично.
— Предполагалось, вы скажете: «Ну что вы...» Или что-нибудь еще в этом роде, — несмотря на нервозность, засмеялась она.
— Простите.
— Мервин говорит, что вам только семнадцать.
— Через две недели мне будет восемнадцать.
— Что мне делать, если вы бросите меня здесь?
— Я не хочу вас бросать, — возразил я. — Но если вы предпочитаете, чтобы я исчез, то там за углом парадный круг, где будут перед заездом проводить лошадей, чтобы каждый мог видеть, на кого он ставит свои деньги.
— А что, если я тоже хочу играть?
— У букмекеров или на тотализаторе?
— Кто должен победить?
— Если бы я знал, если бы кто-нибудь знал, я бы стал богатым. — Я улыбнулся с искренним добродушием.
— И если бы вы стали богатым?
— Я бы купил конюшню с лошадьми и участвовал бы на них в скачках.
Я не ожидал вопроса. И ответ, который дал ей, пришел прямо от ребяческой честности. Я еще не привык быть взрослым. Мой разум, как и голос, как и координация движений, мог вдруг обескураживающе помолодеть и вернуться иногда к пятнадцати, а во сне даже к тринадцати годам. Сегодня я мог спускаться на лыжах с крутых склонов и уверенно делать резкие повороты.
Завтра я падал на первом же изгибе лыжни. Иногда в галопе я двигаются в полной гармонии с лошадью. Потом у меня вдруг деревенели руки и ноги. Только стрелял я всегда, или почти всегда, хорошо и попадал со ста ярдов во внутренний двухдюймовый круг или в яблочко.
— Я буду благодарна, если вы сможете проводить меня к парадному кругу, — с формальной вежливостью проговорила Оринда.
Я кивнул, будто она и не пошла на уступку, и тотчас повел ее туда, где лошади медленно тащились по кругу. Сияние солнца на их шкурах, запахи и звуки захлестнули меня. Последние четыре дня укрепили во мне такое острое чувство потери, что я предпочел бы быть в любой точке земли, только не на скачках.
— Что случитесь? — спросила Оринда.
— Ничего.
— Неправда.
— Это не имеет значения.
Она дала зеленый свет тому, что я хотел сказать ей. Но я, к несчастью, уклонился от откровенного разговора, потому что не ожидал такого чувства жестокой безнадежности. Словно из ссылки, словно отгороженный стеклянным барьером, я смотрел на жизнь, которую отец не принимал.
Я нашел для нас место у самой загородки парадного крута и дал ей программу заездов. Свою она оставила наверху. Ей понадобились очки, Оринда достала их из сумки, чтобы читать мелкий шрифт и различать участников по номерам на чепраках.
— Что означают эти цифры? — спросила она, показывая ногтем на колонки цифр в программе. — Для меня это сплошная галиматья.
— Они говорят вам, сколько лошади лет и какой вес она несет на себе во время скачки. Эти совсем мелкие цифры рассказывают о результатах последних соревнований, в которых участвовала лошадь. "П" означает падение, то есть лошадь упала, а "С" — сошла, то есть не дошла до финиша.
— Ох. — Она изучала программу и вслух читала условия участия в первом заезде, скачка для новичков на две с половиной мили с барьерами.
— Первыми скачут четырехлетки и старше, которые с начала сезона не побеждали... Но если они побеждали в скачках с барьерами с начала сезона, им придется нести семь фунтов пенальти.
— Что такое семь фунтов пенальти? — Она недовольно посмотрела на меня.
— Добавочный вес. Что-то вроде штрафа. Чаще всего это тонкие плоские полоски свинца. Их кладут для веса в карманы утяжеляющей подложки. Ее помещают на спину лошади под номер на чепраке и под седло. — Я объяснил, что и вес жокея должен соответствовать положенной нагрузке лошади. — Сначала он должен взвеситься, а потом уже участвовать в заезде.
— Да, да, я не абсолютно неграмотная.
— Простите.
— В этом заезде только одна лошадь несет семь фунтов пенальти, после изучения программы объявила она. — Эта лошадь выиграет?
— Может, если она очень хорошая.
— Почти в каждом заезде есть лошадь, которая несет штрафной вес, если недавно выигрывала. — Оринда листала страницы программы, заглядывая вперед.
— М-м-м.
— Какой самый тяжелый штрафной вес можно получить?
— По-моему, вряд ли установлен лимит, — ответил я. — Но практически десять фунтов пенальти — это самое большое, что может достаться лошади.
Если ее нагрузить весом больше десяти фунтов, то она определенно не победит, и тренер не станет ее выставлять.
— Но с десятью фунтами пенальти можно победить?
— Да, такое бывает.
— Часто?
— Это зависит от того, насколько сильна лошадь.
Оринда спрятала очки и потребовала, чтобы я повел ее в тотализатор.
Она поставила на лошадь, которая победила в первый день сезона и заработала дополнительно семь фунтов свинца на спину.
— Должно быть, это самая лучшая, — решила она.
Почти такая же высокая, как я, Оринда шла на шаг впереди, будто для нее естественно иметь эскорт, следующий за ее шлейфом. Она привыкла, что на нее все смотрят. И я заметил, что ее туалет вызывает восхищение, хотя он больше подходил бы для Аскота, чем для сельских соревнований в деревенской глуши Дорсета, далекого от светской жизни.
Мы стояли на ступенях большой трибуны и следили за первым заездом.
Выбранная Ориндой лошадь пришла четвертой.
— И что теперь? — спросила она.
— Все повторится снова.
— И вам это не наскучит?
— Нет.
Она порвала билет тотализатора и, как закаленный неудачник, пустила клочки парить на ветру, приближаясь к земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75