Ирландские террористы бросили в сад бомбу, когда весь кабинет министров находился в здании. Бомба почти не принесла вреда. Трава сейчас выглядела так, будто ничего не произошло. Мир был относительный. Гай Фокс может подняться снова.
Поразительно, что судья, сэр Томас Найвет, который арестовал Гая Фокса на месте преступления с бочками пороха, жил в доме, стоявшем на том же самом месте, где впоследствии предприниматель Джордж Даунинг построил дом номер десять.
— Я обычно сижу здесь, — сказал отец, подходя и останавливаясь возле одного из двух дюжин стульев. — Стул с подлокотниками посередине стола для премьер-министра. Это единственный стул с подлокотниками.
Посередине зала длинный стол, не прямоугольный, а вытянутый овал. Как объяснил отец, для того, чтобы премьер-министр мог легко видеть всех членов кабинета.
— Давай, — поддразнил я его. — Садись на стул с подлокотниками.
Хотя он испытывал неловкость и смущение, сопротивляться искушению не смог. И ведь увидит это только сын. Шаркая ногами, он обошел стол и сел на заветный стул, устроился поудобнее, положил запястья на подлокотники. Мечта жизни.
Выше и позади него висела только одна картина, портрет сэра Роберта Уолпола, первого, кому дали титул премьер-министра.
— Тебе подходит, — сказал я. — Напротив премьер-министра обычно сидит канцлер казначейства, то есть министр финансов, — смущенно вставая, произнес он, словно лишая этот момент всяких эмоций.
— И как часто ты кладешь ноги на стол?
— Ты еще не созрел, чтобы брать тебя куда-нибудь. — Он с отвращением посмотрел на меня.
Мы вернулись в главный вестибюль. Отец взглянул на часы. И тут же появился предвестник, будто получил сигнал, а не просто предположил, что мы уже вышли. У меня мелькнула смутная мысль, не просматривается ли помещение видеокамерами. Вполне нормальная предосторожность, чтобы следить за входящими и выходящими визитерами.
Пока мы долго прощались, открылась парадная дверь, и вошел премьер-министр, сопровождаемый двумя бдительными молодыми телохранителями.
— Привет, Джордж, — без удивления произнес премьер-министр и, посмотрев на часы, продолжал:
— Пойдемте сюда. И вы... м-м-м...
— Бен, — подсказал отец.
— Бен, да. Вы участвуете в скачках. Пойдемте, вы тоже.
Он провел нас через главный вестибюль и дальше по лестнице в переполненную и деловую комнату, битком набитую столами, офисными атрибутами и сотрудниками, вставшими при его появлении.
— Теперь, Бен, пока я переговорю с вашим отцом, вы останетесь с этими милыми людьми.
Он пересек комнату, открыл дверь и жестом предложил отцу следовать за ним. Сотрудники дружески приветствовали меня, нашли стул, чтобы я сел, и рассказали, что я нахожусь в комнате, где делается вся реальная работа: управление жизнью Премьер-министра как противоположным его службе. Они рассказали, что, хотя во второй половине дня пятницы дом может показаться тихим, в здании работает около двухсот человек в связанных между собой офисах. Кто-то однажды подсчитал, сколько раз за двадцать четыре часа открывается и закрывается дверь дома номер десять. Оказалось, больше девятисот.
Наконец после одного из непрерывных телефонных звонков меня пригласили пройти в следующую комнату, в которую раньше вошел отец. Это было большое, спокойное, аккуратное помещение, часть его — кабинет, часть — гостиная.
Отец и премьер-министр сидели в двух мягких креслах и выглядели спокойными. Жестом мне предложили присоединиться к ним.
— Ваш отец и я, — начал премьер-министр, — говорили об Алдерни Уайверне. Я встречал его раза два и не замечал, чтобы от него шел какой-нибудь вред. Я знаю, что Джилл Виничек и другие женщины в кабинете утверждают, что многим ему обязаны. И, кроме того, для Хэдсона Херста было полезно изменить свой внешний вид. Я не вижу в этом ничего дурного или неприемлемого. Насколько я могу судить, он человек спокойный, тактичный, не делает политических ошибок. В частности, Джилл Виничек раза два нашла, что его продуманные советы весьма полезны. И определенно, пресса перестала фривольно комментировать ее туалеты и приняла ее как серьезного политика, каким она и является.
— М-м-м... пробормотал я. — Да, сэр.
— Ваш отец говорит, что он и вы видели другую сторону натуры Алдерни Уайверна. Склонность к насилию. Джордж утверждает, что вы убеждены, будто предрасположенность к насилию существует и теперь. Должен сказать, что мне трудно в это поверить. Пока я что-то не увижу сам, я позволю сомнениям работать в пользу Уайверна. Уверен, что вы оба руководствовались лучшими намерениями, привлекая мое внимание к вероятному влиянию Уайверна на министров. Но, Джордж, простите, что я это говорю, ваш сын еще очень молод, у него мало жизненного опыта. Возможно, он преувеличивает опасность, даже если небольшая и существует.
Отец выглядел безучастным. А я пытался представить, что бы подумал премьер-министр, если бы увидел, как Уайверн ударил Оринду. И вроде бы ничто меньшее не убедит его, что за внешней оболочкой человека, которого он раза два встречал, таится полностью другое создание. Точно так же, как в красивом колосе или в сверкающей раковине прячется скользкий, похожий на слизняка брюхоногий моллюск.
— Я запомню и возьму себе на заметку все, что вы мне говорили, продолжал премьер-министр. — Но в данный момент я не вижу реальных оснований для действий.
Он встал, показывая, что встреча окончена, и с неколебимой доброжелательностью пожал руку отцу. А я вспомнил, чему учил меня отец по дороге из Брайтона в Хупуэстерн. Люди верят только тому, чему хотят верить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75