Я велел сделать инъекцию кофеина и буду продолжать наблюдение.— Это очень опасно, доктор?— Да, мадам, очень! Любой другой уже умер бы. Но этот больной обладает сверхчеловеческой выносливостью.Мадьяна в ужасе слушала врача, предчувствуя близкую катастрофу. И все же, несмотря на мрачный хаос Хаос — здесь: полный беспорядок, неразбериха.

мыслей, которые теснились в мозгу девушки, в конце разговора все-таки появилась слабая надежда. Ее жених не умер. Необычайная выносливость спасла его. Невеста еще раз отведет беду от друга, теперь с помощью науки.Мадьяна уцепилась за эту надежду, немного приободрившись. Она обещала молчать и, верная данному слову, не проронила ни звука, обратив к врачу взгляд, полный горячей мольбы, который как бы говорил: «Верните ему жизнь!»Тут она заметила санитара. Вид у него был недобрый: рот перекошен в злобной усмешке, глаза беспокойно бегают, иногда с любопытством останавливаются на больном… Девушка почувствовала к каторжнику инстинктивное отвращение, смешанное с чувством страха перед этой зловещей личностью.Мадьяна сделала знак настоятельнице, отошла с ней в сторону и тихим, как дыхание, голосом сказала:— Матушка! Вы столько сделали для меня… окажите еще одну милость.— Говорите, дитя мое.— Меня приводит в ужас этот санитар. Именем вашей дружбы ко мне и моей почтительности к вам умоляю: удалите его. Позвольте мне заменить санитара и не покидать больше жениха, быть ему преданным и внимательным стражем.— Но у вас горячка.— Она уже как будто прошла. Я сильна и полна бодрости, как никогда.— Хорошо, будь по-вашему! Вы заставляете меня, дитя мое, делать все, что ни потребуете. Когда доктор уйдет, я отошлю санитара.Вскрик врача прервал беседу.Больной сделал легкое движение. Взгляд его оживился, губы что-то прошептали. Доктор наклонился, приблизил ухо к его рту и услышал слово, от которого он подпрыгнул:— Яд!— Яд? Это проясняет ситуацию.Обессиленный минутным напряжением, Железная Рука снова стал неподвижным умирающим.— Быстро, — приказал врач, — быстро! Рвотного… желудочную трубку… теплой воды.— В чем дело, доктор? —спросила монахиня, когда санитар отправился искать требуемое.— Больной сказал, что он отравлен. Надо, чтобы его вырвало. Нужно очистить и промыть желудок, выяснить природу токсического Токсический — ядовитый.

вещества.После своего недолгого возвращения к жизни Железная Рука опять стал пугающе недвижим. Казалось, он ничего не видел и не слышал. Дыхание было едва уловимо, хотя пульс все время прослушивался. Мадьяна сидела совершенно разбитая. Слезы жгли глаза, рыдания подступали к горлу и душили ее; она смотрела на Поля, беспомощная и отчаявшаяся.Вернулся санитар с желудочной трубкой и медикаментами. Монахиня и доктор выбивались из сил, чтобы отнять больного у смерти. Тягостно текло время. Лекарство сделало свое дело. Операция, произведенная над больным, удалась. Но он не испытал облегчения.Врач качал головой и думал:«Яд уже проник в организм. Во что бы то ни стало нужно вернуть силы этому несчастному, его жизнь держится буквально на волоске».Медик приказал сделать еще одну инъекцию и произнес:— Необходимо отправить в аптеку продукты выделения, пусть сделают общий анализ. Мадам, я все время в больнице и буду наведываться к нему. В случае острой необходимости не откажите в любезности поставить меня в известность. А мадемуазель де Сен-Клер лучше, чем кто бы то ни было, станет ухаживать за пострадавшим, со всем старанием и преданностью, в которых он так нуждается. Она будет лучшая из сиделок.— Ах доктор, вы предупредили мое самое большое желание, — сказала настоятельница.Мадьяна, услышав эти утешительные слова, встала, схватила руку врача и сказала ему с горячей признательностью:— Спасибо за вашу человечность и великодушие. От всего сердца благодарю вас!Давно уже наступила ночь. Несмотря на все усилия доктора, который пытался сотворить чудо воскрешения, Железная Рука находился по-прежнему в тяжелом состоянии. Пульс прослушивался, правда, слабый, но ровный.В половине одиннадцатого пришла неутомимая монахиня. Едва она вымолвила слово, как влетел старый араб Калдур и выкрикнул:— Мадам настоятельница, извините! Какой-то молодой человек хочет говорить с вами… Отталкивает санитара, теснит часового, шумит…— Где он? Ты привел его?В то же время в коридоре раздался пронзительный, протестующий голос. Монахиня открыла дверь и увидела Мустика, который отбивался от угрожавшей ему пары штыков.— Мустик! Ты! Дитя мое. Как тебе удалось?..— Ах, мадам… неслыханные вещи, ужасные. Если б вы только знали!Женщина ввела мальчика в комнату, тот увидел Железную Руку и Мадьяну. Кинулся к девушке, которая обняла его и сказала, показывая на больного:— Смотри, что они с ним сделали!— Да, мадемуазель. Я знаю. О, бандиты! Они отравили его… знаете чем?— Увы! Нет.— А я знаю. Хорошо запомнил название отвратительного зелья… Это ядовитый корень пассифлоры.Девушка вскрикнула, и в ее крике смешались ужас, удивление и, быть может, надежда:— Ты уверен?— Да, мадемуазель! И я-знаю также, что рассчитывать на выздоровление не приходится…— Если удастся его все-таки спасти, это тебе он будет обязан жизнью. Матушка, мне надо на пять минут сбегать к себе в комнату. Вы позволите?..— Идите, дитя мое.Когда они остались одни, Мустик спросил:— Мадам, могу ли я с вами побеседовать?— Да, дорогой друг, и сейчас же.Мальчик говорил долго. Вещи, о которых он рассказывал, были настолько страшны, что, несмотря на свое обычное хладнокровие, монахиня ужаснулась.Она шептала, глядя попеременно то на мальчика, то на больного:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77