Тео не отставала от Сильвестра.
— Но послушайте же, Стоунридж! Все наши люди — это арендаторы и работящие фермеры, а не феодальные крепостные, и они станут уважать вас, если вы будете уважать их. Вы не имеете права обвинять в этом кого бы то ни было, пока не узнаете правду.
— Садитесь на свою лошадь, — проговорил граф, не обращая никакого внимания на ее страстную тираду. — Мы отведем Зевса домой и пришлем кого-нибудь за седлами.
— Вы слушаете меня?
— Нет.
Граф усадил Тео в седло и уселся позади нее, взяв в свободную руку поводья Зевса.
— Я понимаю, почему вы защищаете своих людей. Это вполне естественно. Но не закрывайте глаза на действительность. Я неоднократно сталкивался с нежеланием ваших слуг менять заведенные порядки, и, возможно, кто-то из них решил таким образом поквитаться со мной.
Тео с презрением оглянулась на него:
— Очевидно, милорд, вы понятия не имеете, как устанавливать добрые отношения с людьми. В результате вы не узнаете ничего о том, что происходит в поместье. Если вам не будут доверять, то ничего и не скажут.
— А я не горю желанием беседовать с ними, — проговорил он сквозь зубы. — Доверие не зависит от фамильярности.
— Это только доказывает, как мало вы их знаете, — проговорила Тео. — Мой дед знал каждого арендатора и их семьи…
— Я не ваш дед, — перебил ее граф. — Доверие происходит от уважения и уверенности, что господин принимает интересы своих людей близко к сердцу, даже если они не всегда согласны с его методами. Вовсе не обязательно шутить и сплетничать со всеми доярками и конюхами в округе. И вы, Тео, должны оставить эти панибратские отношения с местными жителями. Это не подобает графине Стоунридж.
— Откуда вы знаете, что ей подобает? — поинтересовалась Тео. — Мой дед не считал это зазорным. Но если вы настроены таким образом, то лучше повременить с решением задач, которых вы не понимаете.
Тео чувствовала, что язык бежит впереди ее мыслей. Но ее гневные, презрительные слова разбились о молчание графа. Его пальцы на поводьях побелели, но он не сказал ни слова, пока они не доехали до конюшен. Зевс выглядел усталым, спина его продолжала кровоточить.
Стоунридж соскочил на землю и позвал главного конюха. Тот немедленно явился и вздрогнул, увидев горящие гневом глаза графа. Когда конюх увидел, что случилось с Зевсом, он был настолько разъярен, что невозможно было поверить в его виновность. Граф распорядился насчет оказания помощи лошади и возвращения седел, а затем повернулся к Тео.
Когда он подошел, Тео все еще сидела верхом на своей кобыле и чувствовала себя дурой, так как считала, что последнее слово осталось за ней.
— Слезайте, — тихо скомандовал граф.
Тео взглянула на него и вдруг осознала, что никогда не видела его в состоянии безудержного гнева. Шрам на лбу побелел, рот перекосился, вена на шее бешено пульсировала. Казалось, он был способен убить ее. Тео с поразительной ясностью припомнила свои оскорбительные слова и презрительный тон.
— Я еще раз повторяю, слезайте немедленно, или этот двор сейчас увидит спектакль, который всем надолго запомнится.
Тео судорожно сглотнула и соскочила на землю. Но не успела она коснуться земли, как серебряный наконечник графского хлыста уперся ей в поясницу, подталкивая к выходу. И если она не хотела привлекать к себе нежелательного внимания челяди, ей не оставалось ничего другого, как повиноваться.
Тео старалась успокоить себя, что объяснит графу свое поведение, но в то же время понимала, что была непростительно груба. Опять ее проклятый язык! А Сильвестр Джилбрайт не из тех, кто, получая пощечину, подставляет другую щеку. Они свернули на дорожку, ведущую к дому. У главной лестницы они увидели почтовую карету, и вдруг Сильвестр остановился, испустив тяжелый вздох.
Тео бросила на него взгляд через плечо, чувствуя, как он напрягся. Но сейчас не она была тому причиной.
— Я увижусь с вами позже, — несколько растерянно, как показалось Тео, проговорил он. — Сдается мне, что прибыли моя мать и сестра.
Тео вздохнула с облегчением. Возможно, за следующие несколько часов его гнев поутихнет.
Сильвестр быстро пошел к карете, предоставив Тео не спеша следовать за ним. Он был в ужасе от этого визита. Его мать в лучшем случае была трудной женщиной, а в худшем — просто несносной. Сестра — злая на весь свет старая дева, которую постоянно тиранила леди Джилбрайт. Трудно было себе даже представить, как они обе отнесутся к его нареченной. Вся надежда на железный характер леди Белмонт, но тем не менее несколько дней будут просто жуткими.
Когда подошел Сильвестр, леди Джилбрайт вылезала из экипажа.
— А, Сильвестр, вот и ты. — Она взяла предложенную сыном руку и ступила на гравий. — Было бы лучше, если бы ты приехал за нами. Дороги здесь просто ужасны.
— У вас шесть верховых для сопровождения, сударыня, — проговорил граф, поднося к губам руку матери. — Они гораздо полезнее, чем один сын.
— Ой, мама, не забудьте свою нюхательную соль! — раздался визгливый голос, и из двери кареты показалась голова в чепчике. — И ридикюль.
— Рад приветствовать тебя, Мери. — Граф протянул руку, чтобы помочь кругленькой, небольшого роста леди в плаще из альпаки. — Надеюсь, путешествие было не слишком тяжелым?
— О, гостиница, в которой мы останавливались в последнюю ночь, была просто ужасна. Простыни все влажные, и я уверена, у мамы будет лихорадка.
— Я всегда думал, что мама путешествует со своими постельными принадлежностями.
— Так оно и есть, но там были ужасные сквозняки. Окна не закрываются, и матрасы тоже сырые.
Она промокнула покрасневший нос платком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107