Гнев ее вспыхнул, как факел.
— А если я не дождусь тебя?
Хантер вздрогнул. Он был так глубоко погружен в свои раздумья, что обвел окружающее ошеломленным взглядом. Ему бросился в глаза подол дорогого платья Сэйбл, кромкой подметающего земляной пол кузницы. Она была здесь созданием чужеродным.
— Ты не хочешь сделать меня частью своей жизни, — продолжала она, повышая голос, — и при этом ждешь, что я буду вышивать салфетки и ждать? Что я буду жить надеждой? Возможно, когда-нибудь мой рыцарь решит, что достаточно хорош для меня — и вернется? Ну уж нет! Нельзя постоянно сомневаться в себе, Хантер. Нельзя стать белым как снег, без малейшего пятнышка. Прошлое — это наша тень, она есть у каждого человека, но ты не хочешь смириться с этим. Тогда лучше уходи. Убедись в том, что никто, кроме тебя самого, не судит тебя. Семья примет старшего сына с распростертыми объятиями, но наступит ли тогда мир в твоей душе? Только мать может ждать всю жизнь, Хантер, но не любимая женщина!
Сэйбл почувствовала, что сломается и разразится рыданиями, если скажет еще хоть слово. Повернувшись на подкашивающихся ногах, она зашагала к двери.
Хантер молча смотрел ей вслед. Он надеялся, что она остановится, повернется, бросится к нему, и Сэйбл действительно помедлила у двери… только чтобы, подхватив юбки, броситься прочь бегом.
Он был один.
Она не просто оставила его — она надавала ему словесных пощечин, выставила поступок, который он расценивал как благородный, в глупом и подлом свете.
Она сказала, что не станет ждать.
Блуждая пустым взглядом по кузнице, Хантер увидел ящик, из которого в день их встречи Дугал Фрейзер достал фляжку с виски.
Выпить захотелось так, что горло стиснул спазм.
Он часто хватался в жизни за бутылку, но никогда еще эта потребность не была так сильна.
Но Хантер не открыл ящик. Ему показалось, что он целую вечность смотрел на распахнутые двери кузницы, не находя сил на то, чтобы потянуть лошадь за поводья. Но, главное, он не находил сил выйти наружу и там, быть может, увидеть вдали Сэйбл, убегающую прочь от кузницы, от него — убегающую из его жизни. Наконец неподвижность стала невыносимой. Пересекая двор, Хантер держал голову низко склоненной.
Часовой у запертых ворот не выказал при виде него никакого удивления: он еще с вечера получил приказ выпустить Мак-Кракена затемно. Мейтланд охотно распорядился на этот счет, меньше всего желая в ближайшем будущем снова столкнуться с Хантером на территории форта. Проводник Сэйбл Кавано отныне был для коменданта живым напоминанием о допущенных ошибках.
Именно поэтому часовой с готовностью отпер для Хантера ворота и приоткрыл одну из тяжелых створок. Он проделал это в одиночку и с усилием, и петли пронзительно и жалобно заскрипели. Унылый, безнадежный звук не прибавил Хантеру оживления.
Позже он должен был встряхнуться, но пока испытывал только боль.
Он уже приготовился дернуть лошадь за узду, когда за спиной раздался звук — что-то вроде приглушенного окрика. Хантер обернулся. Там стояла Сэйбл, одной рукой придерживая подол платья, другую прижав ко рту, словно сожалея о том, что окликнула его. Лавандовые глаза смотрели с нескрываемым страхом. Он понял: она считала, что видит его в последний раз. Молча он бросился к ней и до боли сжал в объятиях.
— Не забывай, что ты моя, не забывай никогда! Я просто не смогу уехать навсегда, Сэй. Даже если тебе вдруг взбредет в голову спрятаться от меня, я найду тебя, куда бы ты ни убежала. И я знаю, что ты будешь ждать меня, по своей воле или против нее. Я уже говорил, что люблю тебя, и повторяю это сейчас. Верь мне так же, как верила до сих пор. — Он отстранил ее, вгляделся в искаженное лицо и добавил:
— Не сомневайся во мне.
«Вот теперь мы и посмотрим, достаточно ли сильно ты его любишь, — прошептал, голос ее души. — Если достаточно, ты не откажешь ему в праве заключить мир с самим собой».
— Я верю, верю тебе! — воскликнула Сэйбл, из последних сил борясь с подступающими рыданиями. Она вся дрожала, закусив губу, но все-таки сумела произнести недрогнувшим голосом. — Я люблю тебя, Хантер.
Напряжение стало невыносимым для каждого из них. Не говоря ничего больше, он отстранил руки, которыми она безотчетно цеплялась за его плечи, вскочил в седло и вскоре исчез за приоткрытыми воротами.
Створка качнулась на место с горестным стоном, а когда звук умолк, стал слышен отдаленный стук копыт, стремительно стихающий. Сэйбл не замечала, что продолжает задерживать дыхание, чтобы уловить самое отдаленное эхо его. Но за стенами форта все было тихо, слабый свет нарождающегося дня выделил из темноты контуры спящих зданий. Медленно-медленно волоча ноги, побрела она домой. В своей комнате, недавней свидетельнице их счастья, она уронила голову на руки и зарыдала, надеясь выплакать все слезы и впредь не плакать никогда.
Глава 42
Торговец лошадьми протянул вперед мозолистую ладонь. Пока монеты сыпались в нее с мелодичным звоном, на лице его оставалось застывшее выражение равнодушия: какая разница, кому и зачем нужна лошадь, лишь бы щедро платили. Дождавшись, пока он исчезнет между лавчонками форта, Сэйбл вскочила на купленное животное и поспешно втащила сестру в седло. Одной рукой держась за гриву, другой Лэйн прижимала к себе объемистый армейский ранец. В нем был спрятан небольшой баул. Сэйбл знала, что сестра скоротала дни разлуки за шитьем одежды для сына (не столько веря в то, что он когда-нибудь будет носить эту одежду, сколько пытаясь сохранить здравый рассудок). Только это она взяла с собой из родительского дома.
Сэйбл подстегнула лошадь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166