«Ноктюрн» понимает, что к чему. Мы занимаем ведущие позиции на рынке классической музыки.
– Твой отец сам вел переговоры, – сообщила Валя.
– Ну разумеется, – кивнул отец. – Последние несколько лет наши продажи стремительно росли, а процент возврата оставался самым низким в отрасли. – Он помолчал. – Вот почему я могу вести переговоры с «Ноктюрном» с позиции силы. А ведь у Оскара Блейстоуна, президента «Ноктюрна», репутация одного из самых несговорчивых дельцов. Но оба мы знали, что ему придется принять мои условия.
– Твой отец так увлечен этим делом, что я его ревную, – замурлыкала Валя. – Я заставила его доказать, что и мною он увлечен не меньше. – Она повернула к Остену свое кукольное личико и кокетливо улыбнулась. – И он доказал это. Не правда ли, дорогой?
Джерард Остен смотрел на нее с обожанием.
– Ну-ну! Ты не можешь ревновать к «Этюду», – запротестовал он. – Я основал его задолго до твоего рождения.
– Знаю, – очаровательно надув губки, протянула она. – С музыкой у тебя отношения куда более давние, чем со мной.
– Ну, Валя, это нечестно, – с укоризной проговорил старик. Он встал и принялся с чувством декламировать, так что его тяжеловесный немецкий акцент стал еще заметнее:
– «Не дай унынью победить, ведь несмотря на седину, любить еще ты можешь». Это Гёте, – объявил Джерард Остен. – «В опочивальне женщины своей он ловкие выделывал коленца под звуки похотливой лютни». А это Шекспир, – чрезвычайно гордый своей памятью воскликнул он, глядя при этом на Валю со столь явным обожанием, что Остен отвернулся, чтобы скрыть охватившие его стыд и гнев. Как мог его отец – один из самых выдающихся мировых авторитетов в музыке и основатель «Этюд Классик» – столь безрассудно преклоняться перед этой безмозглой грудой плоти? Просто потому, что он стар и увядает, а она молода, цветет и полна энергии? Или его вдохновил пример любимого им Гёте, в семьдесят один год сделавшего предложение семнадцатилетней? Сантаяна заметил, что музыка, будучи наиболее возвышенным из искусств, одновременно служит примитивнейшей из страстей. Наверное, то же самое можно сказать и о музыкантах. Поймав на себе суровый отцовский взгляд, он испугался, что старик мог прочитать его мысли.
– Я прекрасно понимаю чувства Вали, – с неожиданным воодушевлением заговорил Остен. – Я испытываю то же самое с той поры, как познакомился с Донной. Для нее тоже музыка превыше всего.
Валя покачала головой:
– Если так, то это твоя вина, Джимми. Черная или белая, молодая или старая, уродливая или прекрасная, каждая женщина в глубине души хочет одного, и только одного. – Она сделала драматическую паузу, прежде чем сообщить, чего же хочет каждая женщина, но тут Джерард Остен перебил ее:
– Донна – поразительная девушка. Никто и представить себе не мог, что она выкажет такое понимание классики. На том моем приеме она играла великолепно! – Поразмышляв, он продолжил: – Если она займет первое, второе или даже третье место на будущем Международном конкурсе имени Шопена в Варшаве, я непременно оформлю ее отношения с «Этюдом».
– Донна еще не решила, примет ли она участие в конкурсе, – сказал Остен. – Она говорит, что ее интересует музыка, а не награды.
– Вскоре она поймет, что в наши времена в музыке, как и во всем остальном, успеха, к сожалению, добивается тот, кто определил себе цену, – вздохнул отец.
– Она уже поняла, – кивнул Остен. – И мне кажется, это пугает ее.
– Она так сексуальна, что вряд ли ее пугает хоть что-нибудь, – возразила Валя. – Посмотри на нее – большие груди, осиная талия, бедра как у школьницы, длинные ноги… и эти зеленые глаза! Могу поспорить, что твоя Донна могла бы стать африканской королевой на любой дискотеке! – Помолчав, она добавила: – А Шопена она играет и правда исключительно. Для черной, я имею в виду!
– Ну, если Донна исключение среди черных, – начал Остен, решив ничем не показывать Вале, до чего ему надоели ее реплики, – то ты, Валя, со своей любовью к диско, исключение среди русских. Разве не считается, что русские пылают страстью только к классической музыке и балету?
Валя бросила на него сердитый взгляд.
– Русская я или не русская, я пылаю страстью только к Джерарду! – воскликнула она, нарочито усиливая акцент.
– И меня это совершенно устраивает, – улыбнулся старик, желая рассеять напряженность. – Скажи, Джимми, это еще причиняет тебе неудобства? – он показал на горло сына.
– Нет, я в порядке, – ответил Остен.
– Тебя по-прежнему регулярно осматривают?
– Да, доктора говорят, что все хорошо.
– А что случилось с Джимми? – спросила Валя.
– Ничего особенного, – отозвался его отец. – Несколько лет назад, сразу после того, как Джимми записался в тот университет в Калифорнии, у него удалили опухоль гортани. Но голос так и не стал прежним!
– В гортани располагается голосовой аппарат, – принялся объяснять Остен Вале, но его отец взглянул на часы:
– Мы с Валей сегодня обедаем в клубе. Не хочешь составить нам компанию?
– Спасибо, но, к сожалению, не могу. Я встречаюсь с Донной.
Остен встал. Под пристальным взором отца он клюнул Валю сначала в одну щеку, потом в другую, стараясь не прижаться к ней ненароком.
Отец подхватил его за локоть со словами:
– Я провожу тебя. – И продолжил уже в холле: – Что с деньгами из капитала твоей матери – банк регулярно посылает их тебе?
– Да, как всегда, – ответил Остен.
– И этого…– отец запнулся, – достаточно?
Они уже вышли из дома.
– Вполне.
Отец открыл перед ним дверцу машины.
– Ты понимаешь, что почти все, мной заработанное, уходит на нас с Валей. – Он снова замялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102