– Было бы занятно. А что бы ты сказал, если бы я сама за ней приударила?
– Ладно тебе. Никогда бы не заподозрил тебя в склонности к женщинам.
– В плане секса я могу с кем угодно и когда угодно, – зловеще проговорила она. – И ей лучше не становиться у меня на пути.
– У тебя на пути? Если ты нравишься Джимми, Донна едва ли станет препятствием. А если нет…
– Кто говорит о Джимми? Послушай, я же вижу, что она тебе нравится, и не желаю, чтобы рядом с тобой отпивалась эта черная мандавошка, ясно? Пока я не узнаю, кто такой Годдар, мы с тобой заодно, не так ли, партнер? – Губы ее насмешливо скривились. – Хоть ты и вернулся в «Олд Глори», я хочу быть уверена, что ты всегда наготове.
– Для романа на одну ночь?
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, – начал Домострой, делая вид, будто думает, что она все еще шутит, – что, будь я Донной, на твои чары не поддался бы.
Андреа уловила его настроение.
– Однако ты не Донна, – отрезала она. – Ей и так, бедняжке, не повезло родиться черной. Да к тому же она не уверена в себе как артистка. А еще наша закопченная дама сексуально неустойчива, и горяча при этом. Она сделает все, чтобы чувствовать себя необходимой и стать равноправной – хотя бы только в глазах любящего ее. – Андреа явно дразнила Домостроя. – Как женщина, я понимаю эту распутницу куда лучше, чем ты. На что угодно спорю, что мгновенно затащу в свою постель нашу черную жемчужину.
– Зато как мужчина я понимаю Годдара куда лучше, чем ты, – сдерживая гнев, огрызнулся Домострой, – и окажись он даже замаскированным арабским шейхом, вряд ли он уступит чарам активной американской лесбиянки.

Слова Андреа вызвали в памяти Домостроя образ женщины, с которой он общался несколько лет назад и которую не мог забыть до сих пор. Тогда он был на вершине своей славы, и, возможно, из-за того, что его имя постоянно мелькало в газетах, кинокомпания предложила ему роль русского композитора в голливудской эпопее. Не сомневаясь в том, что подобный опыт только подстегнет воображение и пригодится в работе, Домострой ответил согласием.
Натурные съемки проходили в Испании. Когда Домострой и другие актеры прибыли в Севилью, там, в отеле «Альфонсо XIII», впечатляющем реликте архитектурного прошлого Испании, вот-вот должен был начаться фестиваль современной музыки. В нем принимали участие несколько известных артистов и композиторов, и Домострой с сожалением подумал, что расписание его съемок – с восьми утра почти до самого вечера – не позволит ему услышать большую часть оркестров и сольных исполнителей.
Как-то, переодеваясь в прицепе-костюмерной под бдительными очами парикмахера, дублера, гримера и костюмера, Домострой заметил снаружи молодую женщину. Он узнал в ней сотрудницу группы костюмеров и реквизиторов, она была поглощена чтением красочной программы музыкального фестиваля.
Он и до этого видел ее несколько раз – хорошенькая, несколько бледная, с тонкими чертами лица – и обратил внимание, что она боится встретиться с ним глазами. Это остановило его, а женщина, приняв его холодность за отказ, стала его избегать. И все же она ему нравилась, особенно ее манера одеваться; каждый день она меняла платья, и каждое платье вносило в ее облик новые штрихи, чуть ли не меняя и ее внутреннюю суть.
Позже, увидев ее сидящей в одиночестве в кафетерии, Домострой сел напротив и спросил, какие из мероприятий фестиваля она собирается посетить. Обрадованная проявленным интересом, женщина ответила на вопрос, а затем сказала, что в восторге от фестиваля не только из-за музыки, но и оттого, что здесь собралось так много композиторов. Для нее, человека робкого, сочинение музыки кажется уходом от реальной жизни, и ее всегда интересовало, не являются ли композиторы такими же робкими людьми, как она, завидуют ли они исполнителям, аранжировщикам и прочим прихлебателям, которые нередко более известны и лучше оплачиваются, нежели сами композиторы? Она только что прочитала статью, в которой один французский психолог утверждает, будто музыканты, по природе своей погруженные в музыку и поглощенные ею, духовно и эмоционально также одарены более других людей – так что становятся единым целым со своими возлюбленными. Она сказала, что всегда хотела знать точно, какие события или состояния души вдохновляют композитора писать музыку.
Несмотря на ее озабоченность – или одержимость – тайной создания музыки, продолжала она, у нее никогда не было знакомого композитора, она вообще ни разу с ними не сталкивалась. Она надеялась, что музыкальный фестиваль в Севилье, на который съезжается столько композиторов, даст ей шанс познакомиться хотя бы с одним из них.
– Вы уже с одним познакомились, – покровительственно сообщил Домострой. – Со мной. Если только не считаете, что отныне я только киноартист! – решил пошутить он. Она подняла на него глаза.
– Конечно, я знаю, что вы композитор, мистер Домострой. И я слушала вашу музыку. Просто мы познакомились при таких обыденных обстоятельствах!
– Обыденных?
– Ну да. В нашей встрече не было никакой тайны.
Он был ошеломлен ее прямотой.
– Вы хотите сказать, что в нашей нынешней встрече нет никакой тайны из-за того, что мы встречались и раньше? Потому что вы уже видели меня на съемочной площадке?
– О нет, совершенно не это, – покраснев, запротестовала она. – Просто потому, что вы уже знаете, кто я, чем занимаюсь и даже…– она запнулась, – даже как я выгляжу в обыденной жизни.
– И все-таки вы загадочны, – сказал Домострой. – Я ничего о вас не знаю. Но вы мне симпатичны. Скажите, при других обстоятельствах вы действительно выглядите как-то иначе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102