В отличие от таверны Плэйнвью, “Зумго” явно не пытался идти в ногу с веком. Помимо воли я принялся разглядывать старомодный интерьер помещения – деревянные прилавки, скрипучие дощатые полы, вентиляторы под потолком. Вскоре я заметил признаки упадка заведения – все было каким-то обшарпанным, даже продавщицы, взирающие на меня со страхом, к которому я уже начинал привыкать. Несколько толстух рылись в куче нижнего белья, разложенной на столе. Нет, я не мог представить Пола Канта в таком месте.
Женщина, которую я спросил, казалось, тоже не могла этого представить. Сверкнув вставными зубами в вымученной улыбке, она осведомилась:
– Пол? Вы друг Пола?
– Я просто хочу его видеть. Он работает?
– Нет. А вы его друг?
– Вы хотите сказать, что он здесь не работает?
– Когда он здесь, то работает. Сейчас он болеет. Так, во всяком случае, он сказал мисс Норд. Что он сегодня не придет. Так вы его друг?
– Да. По крайней мере, был.
По какой-то причине, это вызвало у нее приступ веселья. Еще раз показав мне зубы, она окликнула товарку:
– Это друг Пола. Говорит, что не знает, где он.
Та присоединилась к ее веселью:
– Друг Пола?
– Господи, – пробормотал я, отворачиваясь от них. Я спросил: “Не знаете, будет ли он завтра?” – но в ответ получил только недоуменные взгляды. Я заметил, что покупательницы тоже смотрят на меня, и вспомнил слова тети Ринн. Они явно чувствовали во мне чужака.
Пока продавщицы продолжали хихикать и обмениваться впечатлениями, я прошел вглубь магазина. Я шел мимо неописуемых предметов одежды, свирепых игрушек и ярдов материи, годной разве для лошадиных попон. Раздражение ощущалось все сильнее. На втором этаже я обнаружил прилавок с книгами. Одна из обложек привлекла мое внимание – ее написал мой профессор литературы, знаменитый филолог. “Волшебный сон”. Унылая монография о поэтах девятнадцатого века в развеселой обложке, на которой длинноволосый юноша, похоже, одурманенный каким-то зельем, нежился в объятиях сильно раздетой красавицы – очевидно, Музы. По внезапному побуждению я взял книгу и сунул ее в карман куртки. Именно это издательство должно было, по всей видимости, опубликовать мою грядущую книгу о Лоуренсе. С опаской оглянувшись, я убедился, что мое воровство осталось незамеченным. Проходя мимо кассы, я все же положил рядом пятидолларовую бумажку и поспешил на улицу.
И попал чуть ли не в объятия Бертильсона. Клянусь, что в первую очередь его розовое лунообразное лицо с вечной лицемерной улыбкой обратилось к моему карману, где лежал “Волшебный сон”, и лишь потом он посмотрел на мое лицо. Потолстевший и облысевший, он показался мне еще неприятнее, чем раньше. Его жена, прямая, как палка, и несколькими дюймами выше него, стояла рядом, глядя на меня так, будто каждую минуту ожидала какой-нибудь пакости.
И, признаюсь, у нее были для этого основания. Когда мы с Джоан только что поженились, пастор неустанно изводил нас своими поучениями, и в одну пьяную ночь я написал ему издевательское письмо. По-моему, я написал, что он недостоин носить свой воротничок.
Он это тоже помнил, и за всегдашней слащавостью в его глазах сверкали ледяные искорки.
– Молодой Майлс. Какая встреча! Молодой Майлс.
– Мы слышали, что вы вернулись, – добавила его жена.
– Я хотел бы видеть вас завтра на службе.
– Что ж, я...
– Я опечалился, услышав о вашем разводе. Большинство браков, которые я совершал, так не кончались. И очень немногие из повенчанных мною оказались так остроумны, как вы и ваша... Джуди, кажется? Немногие писали мне такие письма.
– Ее звали Джоан. И мы никогда не разводились в том смысле, в каком вы думаете. Она погибла.
Пасторша поперхнулась, но Бертильсона было не так-то легко сбить. Он продолжал смотреть на меня в упор:
– Мне жаль. Искренне жаль вас, Майлс. Быть может, хорошо, что ваша бабушка не дожила до того, как вы...
– Как я что?
– Вы, похоже, обречены оказываться рядом, когда гибнут молодые женщины.
– Меня даже не было в городе, когда убили эту девушку. И когда погибла Джоан, меня тоже не было рядом.
С тем же успехом я мог объяснять что-то бронзовому Будде. Он улыбнулся:
– Я должен извиниться. Вы меня не так поняли. Но, раз уж вы упомянули об этом, должен сказать, что мы с миссис Бертильсон находимся в Ардене с миссией, которую я мог бы назвать миссией милосердия, именно в связи с событием, к которому вы объявляете свою непричастность.
Он привык говорить в терминах проповедей, но понять его было можно.
– Извините, но мне нужно идти.
– Мы были у ее родителей, – он все еще улыбался, но теперь улыбка выражала печальную серьезность. – Так вы знаете об этом? Слышали?
– Слышал. Я пойду.
Неожиданно заговорила его жена:
– Вам было бы лучше уехать туда, откуда вы явились, Майлс. Вы оставили здесь слишком плохое впечатление. Ее супруг продолжал фальшиво улыбаться.
– Тогда пришлите мне еще один чистый лист, – сказал я и ретировался через улицу в бар Фрибо. Там я пропустил подряд несколько рюмок и, вслушиваясь в неразборчивое бормотание Майкла Муза по радио и разговор мужчин у стойки, принялся раздирать книжку “Волшебный сон”. Сперва я оторвал обложку, потом вырвал несколько страниц и стал вдумчиво рвать их на части. Подошел обеспокоенный бармен.
– Я написал эту книгу и понял, что она ужасна, – объяснил я ему, спрятав обложку, чтобы он не мог прочесть фамилию. – Может же человек разорвать в баре свою собственную книгу?
– Вам лучше уйти, мистер Тигарден, – сказал бармен. – Вы можете прийти завтра, – я даже не обратил внимания, что он называет меня по фамилии.
– Нет, могу я разорвать мою книгу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75