Клерк, прочитав мою фамилию на чеке, скрылся в конторе. Мое появление произвело небольшую сенсацию среди покупателей – они делали вид, что не смотрят на меня, но вели себя подчеркнуто осторожно. Клерк вернулся с нервным мужчиной в коричневом костюме и галстуке из вискозы. Он сообщил мне, что не может принять мой чек.
– Почему?
– Мистер Тигарден, это чек нью-йоркского банка.
– Естественно. В Нью-Йорке тоже пользуются деньгами, вы этого не знали?
– Но мы принимаем только местные чеки.
– А как насчет кредитных карт? Их вы принимаете?
– Обычно да.
Я извлек из бумажника веер карточек:
– Какую вам? “Америкэн Экспресс”? “Мобил”? “Сирс”? Давайте, выбирайте. “Файрстоун”?
– Мистер Тигарден, в этом нет необходимости. В случае...
– Что в случае? Это ведь те же деньги, разве не так? Вот еще одна “Бэнкамерикард”. Выбирайте!
Другие покупатели уже не притворялись, что не слушают наш разговор. Некоторые направились к выходу. Наконец он выбрал “Америкэн Экспресс”, которую я назвал первой, и взялся за оформление покупки. К концу этого дела он весь вспотел.
Я просмотрел отделы пластинок в “Зумго” и универмаге “От побережья к побережью”, но не нашел ничего, отвечающего вкусам Алисон. В маленьком магазинчике возле Фрибо я отыскал несколько книг, которые она любила: “Она”, “Белый отряд”, Керуак, Сент-Экзюпери. За них я уплатил наличными, чтобы опять не начинать волынку с чеками и кредитными картами.
Я прошел несколько кварталов, загрузил покупки в “нэш” и вернулся к Фрибо.
– Могу я позвонить? – спросил я хозяина. Он с видимым облегчением кивнул на автомат в углу. По его выражению я знал, что он мне скажет.
– Мистер Тигарден, вы хороший клиент, но вчера вечером ко мне зашли люди и сказали...
– Что я не должен больше сюда ходить, так?
Он кивнул.
– А иначе что они сделают? Выбьют окна? Сожгут ваше заведение?
– Нет, мистер Тигарден. Они этого не говорили.
– Но вам будет спокойнее, если я здесь не появлюсь.
– Может быть, неделю. Поверьте, мистер Тигарден, я ничего против вас не имею. Но они почему-то решили... понимаете?
– Я не хочу доставлять вам неприятности.
Он отвернулся, не в силах больше смотреть на меня:
– Телефон в углу.
Я набрал номер Пола Канта. Его шепчущий голос нерешительно сказал “привет”.
– Пол, хватит от меня прятаться. Я в Ардене и хочу зайти к тебе и поговорить о том, что происходит.
– Не надо, – взмолился он.
– Не надо меня оберегать. Тебе же будет хуже, если люди увидят, как я барабаню в твою дверь. Мне нужно с тобой поговорить.
– Ты все равно придешь.
– Именно так.
– Тогда хотя бы не ставь машину возле моего дома. И не входи в парадную дверь. Сверни в переулок между Коммерсиэл-стрит и Мэдисон и иди до моего дома. Я тебя впущу.
И теперь, в своей наглухо занавешенной комнате, он говорил, что он пугало. Он был похож на классического пациента Фрейда – напуганный, усохший, преждевременно состарившийся. Дополняли картину маленькое обезьянье личико и белая, давно не стиранная рубашка. Когда мы были детьми, Пол Кант подавал большие надежды, и я думал, что он один из самых уважаемых людей в Ардене. На каникулах, в отсутствие Алисон, я делил время между озорством с Белым Медведем и разговорами с Полом. Он очень много читал. Его мать была прикована к постели, и Пол рос серьезным, как все дети, которым приходится заботиться о родителях – вернее, об одном из родителей; его отец умер уже давно. Еще я думал, что Пол давно уехал в какой-нибудь большой город и отряхнул пыль Ардена со своих ног. Но он был здесь, в этом затхлом доме, излучающий страх и отчаяние.
– Взгляни в окно, – сказал он. – Только так, чтобы тебя не увидели.
– За тобой что, наблюдают?
– Ты посмотри, – он затушил сигарету и тут же взял другую.
Я отогнул край занавески.
В квартале от дома, облокотясь на красный пикап, стоял человек, похожий на одного из тех, что вчера швыряли в меня камнями. Он глядел в сторону дома Пола.
– И так все время?
– Не только он. Они сменяются. Их пятеро, может быть, шестеро.
– Ты знаешь их?
– Конечно. Я же здесь живу.
– А почему ты ничего не делаешь?
– А что ты предлагаешь? Позвонить нашему шерифу? Это же его дружки. Они знакомы с ним лучше, чем я.
– А что они делают, когда ты выходишь?
– Я редко выхожу, – он попытался изобразить улыбку. – Думаю, идут за мной. Им плевать, если я их увижу. Они хотят, чтобы я их видел.
– И ты не сообщил, что они разбили твою машину?
– Зачем? Говр и так все знает.
– Но почему, черт побери? – взорвался я. – Почему весь огонь в твою сторону?
Он усмехнулся и пожал плечами. Но я знал; я заподозрил это, еще когда Дуэйн посоветовал мне оставить Пола Канта в покое. Человек с таким печальным сексуальным опытом, как у Дуэйна, особенно остро чувствовал чужую сексуальную ненормальность. А в Ардене все еще царили взгляды девятнадцатого века.
– Я немного отличаюсь от них, Майлс.
– О Боже, – выдохнул я, – ну и что с того? Если ты гей, то это только предлог для них. Почему ты позволяешь себя терроризировать? Ты должен был давно уехать из этой дыры.
Он снова улыбнулся:
– Я никогда не был храбрецом, Майлс. Я могу жить только здесь. Я ухаживал за матерью, ты помнишь, и она, когда умерла, оставила мне этот дом, – дом пах пылью и запустением, а сам Пол вообще ничем не пах. Он словно был где-то в другом измерении. Он сказал:
– Я никогда на самом деле не был... тем, что ты сказал. Просто люди чувствовали это во мне. Я тоже чувствовал, но здесь очень ограниченные возможности, – снова эта вымученная, бледная улыбка.
– И ты решил бросить работу и запереться здесь, как в тюрьме?
– Ты не я, Майлс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75