А то, что он до сих пор жив, означает, что мы имеем дело с сильной личностью. Этот человек понадобится нам однажды — а мы понадобимся ему.
Фон Хайлиц встал и, засунув руки в карманы, начал прохаживаться между столом и стулом.
— Позволь мне задать тебе еще один вопрос, — сказал он. — Что ты знаешь об Уэнделле Хазеке?
— Он был ранен когда-то — при ограблении кассы компании моего деда. Грабители были застрелены, но денег так и не нашли.
Фон Хайлиц остановился и стал пристально вглядываться в висящую на стене танцовщицу Дега. Казалось, что он внимательно прислушивается к музыке.
— Это ни о чем тебе не напоминает? — спросил он наконец.
Том кивнул.
— О многом. Например, о Хасслгарде. О деньгах казначейства. Но что...
Фон Хайлиц резко повернулся к нему лицом.
— Итак, Уэнделл Хазек, который был на Игл-лейк в то лето, когда убили Джанин Тилман, пришел к твоему дому, разыскивая твоего дедушку. Он хотел денег, или, по крайней мере, так это выглядело. Мы можем предположить, что он считал, будто заслуживает большего после ранения, которое получил в ходе ограбления. Хотя он и без того получил достаточно денег, чтобы купить собственный дом. А когда через несколько дней ты появился у его жилища, Хазек так встревожился, что послал своих детей и их друзей выяснить, зачем ты пришел. Разве это не доказывает, что он что-то скрывал? — Фон Хайлиц буквально сверлил Тома глазами.
— Может, это он организовал ограбление, — предположил Том. — И получал от моего деда деньги за увечье, которое получил намеренно.
— Может быть, — фон Хайлиц облокотился о спинку стула, глядя на Тома все с тем же восторженным возбуждением. Том понял, что старик говорит ему не все. Это его «может быть» означало наличие другой возможности, но он хотел, чтобы Том додумался до всего сам. Фон Хайлиц решил вдруг сменить тему. — Я хочу, чтобы на Игл-лейк ты внимательно наблюдал за всем, что происходит вокруг. И обязательно напиши мне обо всем, что привлечет твое внимание. Не надо опускать письма в почтовый ящик — передавай их прямо Джо Трухарту — сыну Майнора. Он работает на почте я прекрасно помнит, что я сделал когда-то для его отца. Но постарайся, чтобы никто не видел, как ты с ним разговариваешь. Не стоит рисковать понапрасну.
— Хорошо, — сказал Том. — Но о каком риске вы говорите?
— Вся эта история достигла определенного пика, — сказал фон Хайлиц. — Ты можешь спутать чьи-то карты самим фактом своего присутствия. Вполне возможно, что Джерри Хазек и его друзья узнают тебя. И они, несомненно, узнают твое имя. А ведь им, возможно, казалось, что тебя задавило тогда насмерть и с тобой докончено. Если они помогали Уэнделлу Хазеку прятать что-то семь лет назад, возможно, это необходимо прятать и сейчас.
— Деньги?
— Когда я наблюдал за домом Хазека из своего убежища на Калле Бурле, я видел, как к дому подъехала машина, из которой вылезал человек с портфелем. Его впустили в дом. Во второй раз подъехала другая машина, и из нее вылез другой человек. Оба раза Хазек выходил из дому с заднего хода, открывал сарай, стоявший в глубине сада, и выносил оттуда небольшие свертки, которые передавал своим визитерам.
— Но почему он отдавал им деньги?
— Откупался, — фон Хайлиц пожал плечами, словно не зная, что еще предположить в подобном случае. — Конечно, часть этих денег получила полиция, но кому достались остальные — на этот вопрос мы пока не можем ответить.
— Так он хранил украденные деньги, — сказал Том.
— Деньги, добытые во время ограбления. — У Тома снова возникло ощущение, что фон Хайлиц чего-то не договаривает. Опустив голову, старик разглядывал затянутые в перчатки руки, лежащие на изогнутой спинке стула. — Ты сказал мне одну очень странную вещь. А другая информация, которую я получил от тебя сегодня, добавляет несколько кусочков к общей картине трагедии на Игл-лейк. Знаешь, что я понял сегодня? И вижу теперь, что только собственное тщеславие мешало мне понять это раньше.
Фон Хайлиц был слишком возбужден, чтобы спокойно стоять на месте. Он снова начал расхаживать между столом и стулом.
— Что же это? — встревоженно спросил Том.
— Ты необходим мне гораздо больше, чем я необходим тебе. — Он остановился и посмотрел на Тома, затем вытянул вперед обе руки. На лице его отразилась сложная гамма чувств — тут были и гнев, и отчаяние, и изумление, и что-то вроде довольства собой. Тому стало вдруг немного смешно. — Это правда, это чистая правда! — фон Хайлиц опустил руки. — Все в этом деле — да-да, одном огромном деле — так или иначе зависит от тебя. Это скорее всего последнее и самое грандиозное дело из всех, над которыми я работал в своей жизни, это кульминация самой жизни, а для тебя оно может стать первым шагом по этому пути. Если бы не ты, Том, я так и копался бы в своих вырезках, гадая, когда получу наконец то, что позволит двигаться дальше. Но теперь я вышел на сцену для последнего поклона. — Рассмеявшись, он повернулся лицом к комнате, словно призывая невидимых зрителей полюбоваться на его выход. И снова засмеялся смехом абсолютно счастливого человека.
Затем фон Хайлиц заложил руки за спину и выгнул позвоночник. Он тяжело вздохнул.
— И что же с нами теперь будет? — старик обошел вокруг стола и сел рядом с Томом на диван. Он похлопал мальчика по плечу. — Что ж, если бы мы знали это заранее, было бы неинтересно, ведь правда?
Фон Хайлиц положил ноги на край стола, Том последовал его примеру. Несколько секунд они сидели, расслабившись, в абсолютно одинаковых позах.
— Могу я спросить вас кое о чем? — нарушил молчание Том.
— О чем угодно.
— Что я такое сказал вам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176