Только изгиб рта у матери Киппа был совсем другим — в нем напрочь отсутствовала мягкость. Кипп был очень похож на мать, однако пухлые, немного капризные, чувственные губы и упрямый подбородок он явно унаследовал не от нее, а от отца, чей портрет висел рядом с портретом жены.
Однако воспоминание о губах Киппа, так недавно прижимавшихся к ее губам, заставило Эбби вспомнить и о той пылкости, с какой она отозвалась на его поцелуй. Тема эта была ей неприятна, и Эбби попыталась направить ход своих мыслей в другое русло. Впрочем, особых усилий для этого не потребовалось — в данный момент для нее не было ничего увлекательнее, чем вернуться к изучению своей новой спальни.
Стены обтянуты нежно-розовой шелковистой тканью. Высокий потолок в виде купола неба, усыпанного пушистыми белыми облаками, из-за которых выглядывают краснощекие пухлые херувимчики. На паркетном полу три обюссонских ковра, в которых ноги утопают по щиколотку, они были травянисто-зеленые, словно лесной мох, с букетами желтых и розовых роз.
Белоснежное атласное покрывало на постели, а поверх него горой навалено не менее двух дюжин подушек самых разных форм и размеров. Тонкие, как паутинка, белые портьеры на высоких, от пола до потолка, окнах. Множество статуэток и ваз из полупрозрачного хрупкого стекла. Огромный камин из белого мрамора, украшенный причудливой резьбой, очень похожий на тот, что она видела в гостиной, только поменьше, — все это поразило Эбби.
Еще одна дверь — судя по всему, она вела в спальню виконта.
Эбби отвела взгляд.
Она подумает об этом. Только позже.
Эбби было не до виконта, она нежилась в прекрасной огромной ванне, которую дюжие лакеи принесли в спальню и поставили перед камином. Это было уже второе купание за сегодняшний день, но какая же разница, со вздохом подумала она. Она блаженствовала, погрузившись по самую шею в горячую воду, и душистая пена щекотала ей подбородок. Разве можно было сравнить это наслаждение с тем, когда утром она пыталась кое-как обмыться, стоя по щиколотку в чуть тепловатой воде и щелкая зубами от холода?
После того как Эбби нашла в себе силы распрощаться наконец с родственниками, миссис Харрис проводила ее наверх, чтобы она смогла приготовиться к предстоящему балу. Эбби потребовалось немало сил, чтобы буквально по кусочкам отодрать от себя обливавшуюся слезами Эдвардину, да и то только клятвенно заверив ее, что всегда-всегда будет рядом с ней. А если у милой Эдвардины возникнут какие-то проблемы, то она знает, к кому ей обратиться, ведь так? Двери дома ее тетушки — имелся в виду, само собой, великолепный особняк на Гросвенор-сквер — будут всегда для нее открыты.
А Эдвардина все рыдала, хлюпая носом и рассыпаясь в благодарностях, и Эбби начала даже опасаться, что это никогда не кончится. Разве были у этой пустоголовой Эдвардины в жизни какие-то проблемы? Насколько она могла вспомнить, ни одной серьезной — если, конечно, не считать проблемой такую мать, как Гермиона; тут Эбби могла ей только посочувствовать.
Да, вздохнула Эбби, будь она дочерью Гермионы, она бы тоже считала, что у нее проблемы. Светский сезон, да еще в Лондоне, — это не шутка! И если бы ее собственный успех в свете зависел от Гермионы, то Эбби не то что билась бы в истерике, а просто полезла в петлю! Скорее всего истерика, которую закатила Эдвардина, объяснялась не чем иным, как страхом, — ведь теперь бедняжке не на кого надеяться.
Впрочем, вряд ли. Милое дитя никогда не утруждало себя мыслями и тревогами — ведь туманный мир, в котором она жила, всегда был окрашен в
розовые тона. Едва ли она вообще замечала, что происходит вокруг нее, даже царившую в доме нищету. А уж представить себе, что это неземное создание может разволноваться из-за таких скучных и неинтересных вещей, как, скажем, обед или, вернее, его отсутствие, и представить себе невозможно. Скорее всего Эдвардина просто не задумывалась, откуда что берется. Или, вернее, откуда что-то возьмется теперь, когда в доме уже не будет Эбби, старавшейся сэкономить каждый грош.
Напоследок, уже стоя в дверях и обмениваясь последними словами с Бэкуорт-Мелдонами, Эбби вдруг случайно перехватила брошенный на нее украдкой взгляд Игги. Искорка торжества, блеснувшая в его глазах, оставила в ее душе смутное беспокойство. Наверняка это так или иначе связано с истерикой его сестры. Но как? Может, этот негодяй намеренно напугал сестру? Впрочем, это совсем несложно, ведь Эдвардина — сущий младенец. Но если так, зачем ему это? И как истерика, которую напоследок закатила Эдвардина, могла бы помочь Игги в его шантаже? А что все это как-то связано, Эбби ничуть не сомневалась. Нет дыма без огня. Она не помнила случая, чтобы «милый мальчик» сделал что-нибудь просто так, а не ради того, чтобы извлечь для себя выгоду.
Ладно, об этом она тоже пока не станет думать, сцепив зубы, решила Эбби. Ей нужно еще столько всего успеть, и ко всему прочему, вечером предстоит пережить этот проклятый бал, а времени уже в обрез, ведь сегодня ей придется впервые предстать перед всем светом в роли свежеиспеченной виконтессы Уиллоуби.
И это еще полбеды, мрачно размышляла она, особенно если учесть, что ее ждет после бала…
Салли Энн, ее новая горничная — вернее, первая в жизни горничная, — выплеснула еще целый кувшин восхитительно горячей воды в огромную ванну, и Эбби блаженно зажмурилась, представив себе, как погрузится в нее с головой и все ее тревоги и неприятности тут же исчезнут без следа. Откинувшись на спинку ванны, она закрыла глаза, и ей показалось, что она попала на небеса. Во всяком случае, представить себе, что такая роскошь может существовать и на земле, было попросту невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114