Только одна пуля, которой она убьет эту наглую воровку.
– Никто не смеет красть у меня!
– Почему бы вам не проверить свои бумаги, – тихо произнесла мисс Гаст. – Вы тут же убедитесь, что я ничего не брала.
Валда колебалась.
Казалось, мисс Гаст говорит искренне.
Зато леди Маршан выглядела весьма раздраженной. А полковник Грегори был бледен как смерть.
Свободной рукой Валда распустила тесемки ридикюля и… услышала шелест бумаги. Ей чуть не стало плохо. Она осторожно отвела дуло пистолета от живота мисс Гаст. Никто в толпе не проронил ни звука. Валда заглянула внутрь. Карта была на месте. Все так же сложена четырехугольником. И красная чернильная метка, означавшая повышенную секретность, была на месте.
Пистолет прыгал в ее руке.
– Я… – забормотала Валда. – простите меня, мисс Гаст. Я… приняла вас за кого-то другого.
– Меня зовут мисс Прендрегаст, – девушка говорила спокойно, но руки ее дрожали так, что бедняжке пришлось спрятать их в складках юбки. – Мисс Саманта Прендрегаст.
Рядом с Валдой появился Дункан Монро и забрал у нее пистолет. По толпе пронесся вздох облегчения. Леди Маршан поднесла руку ко лбу и упала в обморок самым неудобным образом – тем, при котором ударяются об пол щекой. Валда в ее годы никогда не была столь неосмотрительна.
Мистер Монро опустился рядом на колени с криком:
– Принесите нюхательную соль!
Полковник Грегори заключил в объятия мисс Гаст. Казалось, она тоже готова упасть в обморок. Но через секунду глаза Саманты бешено сверкнули, и она сказала, обращаясь к мистеру Грегори:
– Я не нравлюсь тебе. Ты не нравишься мне. Я не виновата в смерти твоей жены и не собираюсь отвечать за все грехи мира. Отпусти меня! Сейчас же!
Надо было видеть выражение лица этого напыщенного болвана Грегори. Валда с удовольствием осталась бы, чтобы досмотреть сцену до конца, но Руперт схватил ее и потащил к двери. Валда сопротивлялась. Но люди по-прежнему смотрели на нее. Особенно министр внутренних дел. Присев, Валда взяла свой пистолет, который Монро положил на пол, засунула его обратно в потайной карман и с высоко поднятой головой последовала за Рупертом.
Последнее, что она слышала, были слова разъяренного полковника Грегори:
– Мисс Прендрегаст, пакуйте свои чемоданы. Утренним поездом вы возвращаетесь в Лондон.
26.
Уильям буквально ворвался в комнату и закричал лакею:
– Прочь! Прочь отсюда!
– Да, сэр, – невозмутимо ответил ему Кливерс. – Мне не надо повторять дважды.
Он вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Уильям ошалело смотрел ему вслед.
Что это случилось с ними со всеми? Даже его гости, что совсем уж странно, стремились как можно меньше быть в его обществе. На Уильяма смотрели так, словно он собственными руками утопил котенка, хотя он сделал всего лишь то, что сделал бы на его месте любой здравомыслящий человек, обнаружив вора в своем доме. Конечно, он выгнал Саманту. И наплевать, что она была красавицей, что все кругом любили ее. Наплевать и на то, что вчера вечером лишил ее невинности с изяществом пьяного матроса, а она отдала ее ему со всей красотой и грацией… женщины. Его женщины.
Но Саманта была воровкой. А кто украл однажды, останется вором до самой смерти. Она оказала услугу ему, им всем, Англии, она рисковала жизнью. Если бы это было все, что она сделала, он наплевал бы на то, что это компрометирует его, и женился бы на Саманте.
Но она крала у него, у него лично. Незначительные вещи. Некоторые из них – совсем недорогие безделушки. Но не все. И она ведь так и не вернула ничего из украденного в доме. Несмотря на все неопровержимые улики, так и не призналась, что брала их. Сказала, что не знает, где они находятся. А по ее лицу было видно, что она отлично это знает. Саманта была не только воровкой, но и лгуньей.
Уильям сорвал с себя галстук и воротничок. Затем отбросил прочь сюртук и жилет. И посмотрел в окно, ища глазами огни ее коттеджа.
Ему надо было посадить ее в тюрьму прямо здесь, в Хоксмуте, и приказать, чтобы ее никогда не выпускали оттуда. Но он не мог. Как только речь заходила о Саманте, Уильям становился мягким, словно пудинг, и абсолютно беспомощным. Но почему?
Потому ли, что не мог забыть, как выглядели в лунном свете ее обнаженные плечи? Потому ли, что помнил ту боль, которая отражалась в ее глазах, когда Саманта рассказывала о своем детстве? Или потому, что стыдно было вспоминать, с какой любовью относилась она к его детям?
Сев на стул, Уильям начал стягивать сапоги.
Завтра он отправит Саманту обратно в Лондон. С письмом, в котором предупредит леди Бакнел о преступных наклонностях ее воспитанницы. После этого девушке никогда уже не получить места в приличном доме. Ей придется вернуться на улицы Лондона. Придется снова резать кошельки, чтобы прокормиться. А потом ее поймают и повесят.
Ужас, пронзивший его при этой мысли, заставил Уильяма вскочить и снова натянуть сапоги.
Нет. Он поступает неправильно. Он не должен заставлять Саманту возвращаться к ее преступному промыслу. И он не собирается спокойно смотреть, как эта безумная гордячка губит себя.
В конце концов, она ведь не одна виновата в том, что произошло. Это он соблазнил ее.
Он уже бежал по лестнице вниз, не понимая, что делает. Лакей едва успел распахнуть перед ним дверь. Спустя всего несколько секунд Уильям уже барабанил в дверь коттеджа Саманты.
На крыльцо вышла испуганная Кларинда.
– Полковник, – встревоженно воскликнула она. – Но мисс Прендрегаст сказала, что никого не хочет видеть.
Схватив Кларинду за руку, он выпихнул ее наружу, а сам шагнул внутрь.
– Не вздумай возвращаться, – прорычал он вслед испуганной горничной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93