От удивления он даже присвистнул.
– Ах, вот оно что! – Он вдруг рассмеялся. – Видимо, это помогло тебе повзрослеть.
Лизетт поразилась его цинизму и больше ни минуты не желала оставаться с ним. Хорошо, что обед подходил к концу.
– Кажется, мы успели все обсудить, достаточно поговорили о прошлом, – сухо сказала она, – а сейчас мне пора возвращаться на виллу.
– Удели мне еще пять минут, – очень серьезным тоном произнес Филипп. – Поверь, я тебя любил, что бы ты ни говорила сейчас. Потерять тебя было для меня страшным ударом. Я быстро понял, что был полным дураком.
Лизетт внимательно смотрела на него, слегка улыбаясь.
– Когда-то я тебе верила, но это было так давно.
Филипп был серьезен даже тогда, когда расплачивался с официантом за обед. Они вышли из ресторана, Филипп посадил Лизетт в коляску. Девушка облегченно вздохнула, подумав, что никогда больше не увидит этого человека.
Утром у ворот виллы они с Джоанной попрощались, пообещав друг другу скоро увидеться в Лондоне. На вокзале Лизетт купила билет в отдельное купе, чтобы избежать любопытных взглядов соседей по вагону, как это уже неоднократно случалось. В последнее время излишнее внимание стало тяготить ее.
Она села с книжкой у окна, но вначале решила полистать свежую газету, которую купила на вокзале. Развернув ее, она случайно выглянула из окна и увидела на перроне маленького толстого человека в соломенной шляпе, с любопытством наблюдавшего за ней. Лизетт быстро отвернулась, чтобы не поощрять его интерес, и начала читать статью, посвященную растущей военной мощи Германии.
Паровоз со свистом выпустил пар – это знак к отправлению. Когда поезд тронулся, кто-то резко рванул дверь купе. Лизетт подумала, что это, вероятно, тот толстяк в соломенной шляпе решил нарушить ее уединение. Но это оказался Филипп! Ворвавшись в купе, он сел напротив нее. Лизетт от досады прямо охнула.
– Что ты здесь делаешь, черт побери? – возмутилась она, отшвырнув газету.
Сняв шляпу, Филипп бросил ее на сиденье и с торжествующей усмешкой посмотрел на Лизетт.
– Я еду в Париж вместе с тобой, – нагло заявил он и предостерегающе поднял руку, словно предвидя ее протест. – Выслушай меня! Вчера ты сказала, что очень бы хотела встретиться с Морисом. Завтра я собираюсь в школу, где учатся мой крестный сын и Морис. Я могу попросить разрешения взять мальчиков на обед, а для тебя это удобный случай пообщаться с братом.
– Это было бы замечательно, – вскрикнула Лизетт, обрадовавшись возможности встретиться со сводным братом.
– Предупреждаю, особенно не обольщайся. Школьное начальство очень ограничивает посещения своих подопечных, но я надеюсь, что мне удастся получить разрешение. Предлагаю пойти в Гран-кафе, ну, скажем, завтра в полдень.
Лизетт благодарно кивнула.
– И ради этого ты прервал свой отдых на юге?
– Не только ради этого… Мне уже давно пора вернуться в Париж. Дело в том, что в нашем доме сейчас ремонт, жить там пока невозможно, но Элен просила меня проследить за ходом работ, чтобы все было в ее вкусе.
– Значит, находясь в Монте-Карло, ты увиливал от своих обязанностей? – сухо заметила она.
Филипп беззаботно пожал плечами.
– Элен не одобряет мою страсть к игре, вот я и воспользовался ее отсутствием, чтобы немного поиграть в казино. Думаю, ты была бы более терпима к моим слабостям.
Лизетт пропустила мимо ушей его замечание.
– Ты имеешь в виду твой старый родительский дом или вы с женой живете в другом месте?
Положив ногу на ногу, он с улыбкой откинулся на мягкую спинку сиденья.
– Да, это тот самый дом, где ты когда-то бывала и где мы с тобой собирались поселиться после свадьбы.
Лизетт хорошо помнила этот роскошный особняк с мрачными интерьерами. Неудивительно, что его жена решила произвести в нем радикальные изменения.
– А что стало с портретами твоих предков, которые висели на стенах в вестибюле и на лестнице? – спросила она, на минуту почувствовав любопытство. – Ты их перевесил в галерею?
Филипп усмехнулся и покачал головой.
– Слава богу, не пришлось! Американцы просто помешаны на старине, и Элен была в восторге от моего сходства с предками. Да и сам дом, которому уже больше ста лет, ей очень нравится, хотя для нас, европейцев, это еще далеко не старина. Зато для нее это антиквариат. Кстати, сейчас все картины на реставрации.
При этих словах он напрягся.
– Черт, вспомнил! Я должен был проверить, будут ли они готовы к концу месяца, к приезду жены. Она рассчитывает, что, когда вернется, ремонт закончится, а картины будут висеть на стенах. Конечно, придется сделать кое-какие заключительные штрихи, и тогда дом будет выглядеть не хуже Версаля – в его лучшие времена, правда, уступать ему во вкусе.
Лизетт боялась, что он сейчас начнет критиковать вкус жены, и закрыла эту тему, показав ему на заголовок в газете.
– Ты только взгляни, что пишут в этой статье! Не означает ли вся эта военная истерия в Германии, что дело идет к войне? Знаешь, мне становится страшно.
Взяв газету, Филипп пробежал глазами статью, на которую указала Лизетт, и отрицательно покачал головой.
– Это дело далекого будущего, – уверенно заявил он. – Кайзер только раздувает щеки, наводит страх на людей. Видимо, ему нравится выступать в этой смешной роли. Какой у него нелепый вид: на голове шлем, эти дурацкие усы!
Лизетт вспомнила снятые Джимом кадры с кайзером во время похорон королевы. Кайзер Германии был сыном английской принцессы. Неужели он решится напасть на родину своей матери? Но у войны свои законы. Для нее существуют только амбиции правителей. Лизетт чувствовала: ситуация становится все более неспокойной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99