Мадам Вальверде ядовитым взглядом впилась в бедную Лизетт.
– Убирайся отсюда! – прошипела она. – Ты не останешься здесь ни минуты. Немедленно собирайся! Вон!
Самым унизительным было то, что надзирательница стояла у Лизетт над душой, когда она переодевалась из форменного платья в свое собственное. Сняв корсет, она почувствовала, как сильно пополнела в последнее время: платье сидело на ней в обтяжку, некоторые пуговицы она с трудом застегнула. Искоса посмотрев на себя в высокое зеркало, она увидела свой округлившийся живот и поняла, что ребенку уже пора дать свободно дышать в ее чреве.
Несмотря на то, что все это время она гордо молчала, щеки ее пылали от гнева при виде мадам Вальверде, которая следила за каждым ее движением, будто она была воровкой, и явно злорадствовала, что беременная Лизетт не замужем. Подхватив свои чемоданы, Лизетт стала спускаться по лестнице. За ней по пятам следовала мадам Вальверде.
– И впредь не смей близко подходить к нашему магазину! – крикнула она вслед.
Лизетт шла не торопясь, обдумывая свое положение, ни разу не оглянувшись назад. Была середина сентября. День выдался ясными солнечным, что придавало Лизетт оптимизма, хотя и без того она не слишком была подавлена произошедшим. В любом случае, пора покидать этот город и начинать новую жизнь. У нее в сумочке лежали два письма, полученные в ответ на ее запросы по поводу места экономки.
Сейчас она поедет по этим двум: адресам, надеясь на лучшее. Если оба места заняты, можно подыскать новое где-то поблизости. Лизетт не гнушалась черной работы, готова была убирать, чистить и мыть полы, лишь бы была крыша над головой, а потом можно поискать и что-то более подходящее.
На вокзале она села в поезд, устроившись на деревянной лавке. Раньше она ездила только в вагонах первого класса, но те времена миновали. Лизетт открыла сумочку и достала фальшивое обручальное кольцо. Надев его, она растопырила пальцы и молча, без всякого выражения на лице стала рассматривать свою «драгоценность». Отныне для всех она – жена моряка дальнего плавания.
Надев перчатки из тонкой кожи, она все время ощущала это кольцо. Откинувшись, на спинку сиденья, Лизетт погрузилась в размышления. Уже не в первый раз ей вспомнились слова мсье Люмьера о том, что на все в жизни надо смотреть как на приключение. Удивительно, что эта мысль так надолго запала в ее душу.
Когда поезд тронулся, мысли Лизетт потекли в более радостном направлении: она размечталась, что когда-нибудь дом бабушки в Лионе, с которым было связано так много приятных воспоминаний, станет ее законным домом. И какая будет радость снова встретиться с Люмьерами! Ход ее благостных размышлений вдруг омрачила одна неприятная деталь: нет, полного счастья в этом доме у нее больше не будет – на женщину с внебрачным ребенком будут смотреть как на изгоя общества. Ее не примут ни в одном приличном доме, и она тоже не сможет принимать прежних друзей своего круга.
Она вспомнила о Даниэле. Как он всегда был добр к ней, когда они были вместе! В каком-то смысле даже слишком добр. Настолько добр, что она со всей страстью отдалась ему, зачав от него ребенка, который всегда будет напоминать о нем.
До сих пор она не очень задумывалась о ребенке, рассматривая его лишь как серьезное осложнение своей жизни. Пока у нее не было даже возможности выбрать приданое для малыша, не считая пары детских одежек, которые она однажды купила на рынке и припрятала в тумбочке. Лизетт вспомнила косой взгляд мадам Вальверде, брошенный на нее, когда она в последний раз собирала свои вещи. Впервые она всерьез задумалась, кто у нее родится – мальчик или девочка. Возвращаясь мыслями к тому жаркому дню, когда Даниэль довел ее до состояния экстаза, она предполагала, что в результате такой сильной и прекрасной страсти, скорее всего, родится мальчик.
Углубившись в свои мысли, она не заметила, что уже не одна в купе. В углу сидел мужчина с газетой в руках, а напротив нее – женщина, возившаяся с капризным малышом.
Доехав до своей станции, Лизетт вышла на платформу. Вначале она решила разыскать дом, где жил отставной судья, пожилой джентльмен, поскольку другой дом находился за городом. Носильщик поднес ее багаж до остановки омнибуса, запряженного лошадьми. Кондуктор объявил маршрут, который подходил ей. Лизетт поднялась в омнибус, надеясь, что ехать недалеко, и она сможет до темноты добраться до места. Если вакансия занята, надо еще найти место для ночлега.
Омнибус доехал до нужного места за десять минут.
– Ваша остановка, мадемуазель, – обращаясь к Лизетт, объявил кондуктор и показал ей дорогу.
Пройдя половину улицы, на которой стояли респектабельные особняки, она нашла нужный ей. Большие двойные ворота открывали дорожку, ведущую к огромному дому. В некоторых окнах горел свет. Ей следовало бы поискать вход для прислуги, но Лизетт, изнемогая от тяжести чемоданов, все же набралась духу и решилась позвонить в парадную дверь, к которой вела мраморная лестница.
Ей открыл слуга, мужчина лет пятидесяти с седыми, зачесанными назад, блестящими от бриолина волосами, его голова была похожа на биллиардный шар.
– Что вам угодно, мадемуазель? – почтительно спросил он.
– Я мадам Декур, – ответила Лизетт. – Надеюсь, ваша будущая экономка.
Его лицо оживилось, и он, подхватив чемоданы, понес их в дом.
– Слава тебе, Господи! Входите, прошу вас. Меня зовут Жерар. Я камердинер судьи Уанвиля и одновременно его нянька – по обстоятельствам.
Лизетт вошла, оглядывая просторный холл. Пол выложен черно-белой плиткой, с потолка свисает огромная хрустальная люстра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99