Он застилает дымкой цветущий переход к мечтам. Его легкий, одурманивающий запах проникает в мозг, а затем обволакивает сердце… Так было и сейчас – этот вкрадчиво стелющийся по тихой комнате дым, несущий в себе напоминания о пропавших в толще времен городах, цветах и языческих божествах.Я стоял, со сладким ужасом прислушиваясь к тяжелому биению сердца. Ощущение холодной ручки двери было единственным реальным ощущением, потому что мне казалось, что пол уходит из-под ног. В мозгу пронеслось: „Амбра“, потом кто-то звенящим голосом медленно повторил: „Амбра для страсти“…Моим первым осознанным движением была попытка нащупать на стене слева выключатель. Я протянул руку и ничего там не обнаружил. У меня появилось ощущение, что моя рука попала в колодец. Я неуверенно и тихо продолжал стоять в дверях, как вдруг услышал слабый стон… Он не повторился, этот стон в темноте. Я замер с рукой, поднятой, словно для удара. Глава 7СВИДАНИЕ С ЧЕРВЯМИ У меня в кармане должны быть спички, подумал я. А, вот они, маленький коробок. Вспыхнул огонек спички. Удивительно, как это крошечное пламя способно ослепить человека, находящегося в полной темноте! Не думаю, что я очень удивился тому, что предстало моим глазам, потому что это каким-то образом подходило к представлению о мертвых городах и об аромате амбры.Обнаружить здесь красивую женщину, поднявшую глаза на пламя спички, тоже казалось видением. Глаза ее были янтарного цвета, ближе к карим, а бледное лицо искажено Ужасом. Волны золотистых волос на плечах, наброшенное на одно плечо кимоно – вот и все, что прикрывало ее наготу. Да, она была раздета – захватывающее зрелище прекрасного обнаженного тела, состоящего из света и тени, на фоне подушек. Одна рука плотно прижата к губам, в густой бахроме ресниц расширившиеся от страха глаза… Рука шевельнулась, и она вздохнула. Спичка погасла.Что ж, подумал я, пожал плечами и чуть не рассмеялся, это всего лишь еще одно свидание, еще одна ветвь процветающего дела Фенелли. Ничего непонятного и таинственного. Но женщина вдруг заговорила на английском, тихо и испуганно. Я даже вздрогнул от неожиданности.– Господи! – прошептала она. – Что вам нужно?Это почему-то не укладывалось в схему, выбивалось из общего русла, хотя я не понимал почему. В ее непонятном ужасе таилась острая боль. Будто мне кто-то прошептал: „Это очень важно…“Я медленно произнес, стараясь не выдать волнения:– Я не хотел вас беспокоить. Меня попросили подняться сюда… чтобы осмотреть пол. (Что за чушь я несу?!)– Кто вы?– В данный момент я представляю префекта полиции. Поскольку…Я услышал гортанный вздох, увидел движение ее руки, словно она отталкивала от себя что-то реальное.– Что случилось? – медленно спросила она, а потом быстро и напористо воскликнула: – Он умер?Один-ноль в пользу интуиции! Но спокойно, сказал я себе, держи себя в руках, ничему не удивляйся… Ты наткнулся на что-то важное…– Кто умер?– Рауль. Рауль де Салиньи.Она сказала это уверенно. В голосе, который звучал, словно женщина находилась в трансе, на этот раз не было ни страха, ни слез. Она говорила с легким акцентом.– Да, это так, – подтвердил я. – И, боюсь, я должен задать вам несколько вопросов. Не могли бы вы включить свет?Я услышал, как она недовольно пошевелилась, и скрип пружин кушетки. Я чувствовал, что она пристально смотрит на меня в темноте. Странный это был разговор-допрос, лишенный снисхождения и милосердия к отчаянному, даже скорее безнадежному состоянию брошенной женщины. Когда ты больше не нужен, это очень стыдно, унизительно. Помолчав, девушка с горечью произнесла:– Я знаю, что вы думаете. Вы считаете меня… обыкновенной шлюхой. – Она выплюнула это слово с холодной яростью, как добропорядочная англичанка. – Ну, так вы ошибаетесь. Теперь вы это понимаете. Вы не должны обращаться со мной…– Дорогая моя девочка, какое имеет значение, кто вы? Зачем это? Если вам неловко, можете одеться, не зажигая света. Если нет, я могу галантно закрыть глаза, пока вы одеваетесь. Но я не хочу, чтобы вы уходили. Однако, прошу вас, давайте прекратим этот глупый разговор в темноте.– Я оденусь, – сказала она, и по ее голосу я понял, что она плачет.В комнате слышались шорох одежды и скрип кушетки, пока она одевалась эта маленькая тень в голубоватом свете, падающем с неба через окно на крыше. Я испытывал непонятную тревогу и, смеясь над собой, чтобы ободриться, начал беззвучно напевать какую-то мелодию. Но беспокойство вновь овладело мной, усиленное запахом амбры. Амбра для страсти, яркие точки звезд для романтики, а в комнате под нами в темноте усмехается разверстой ямой рта отрубленная голова…На меня нахлынули воспоминания… И тут же в комнате зажегся свет, – низкая лампа с плафоном в виде цветка орхидеи бросала слабое освещение на длинный диван и смягчала красновато-багровый цвет подушек. Девушка сидела там какая-то беззащитная, покинутая, в рубашке, и натягивала чулок. Тени ложились на ее согнутые плечи, белоснежные, как освещенная лучом яркого света слоновая кость. Тени сгущались вокруг ее грудей, призрачного золотистого облака ее волос, когда она низко наклоняла голову, и подчеркивали нежный рисунок ее губ. Когда она подняла голову, в ее янтарных глазах, обрамленных густыми черными ресницами, уже светился вызов.– Мне все равно, – произнесла она, и опять я отметил ее легкий акцент. – Мне все равно. – И продолжала медленно натягивать чулок. – А вы не похожи на полицейского, – сказала девушка и после недолгого размышления добавила, словно вспоминая: – Хорошо было лежать здесь, дремать… Кажется, я немного напилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66