Я сказал это, верно? – Гость склонил голову, словно ожидая ответа, затем более спокойно продолжил: – Верно, говорил. Теперь слушай. Я должен видеть моего друга Рауля. Он женился. Здорово, правда? Разве не здорово, когда парень идет и связывает себя узами во имя…Он икнул и развел руками, изображая оратора.Я поспешил к незнакомцу, который изъявлял желание продолжить эту тему, и заговорил с ним на английском:– Вам лучше уйти, старина. Вы увидите его…Молодой человек неуверенно повернулся и с радостным оживлением уставился на меня.– Господи! Дружище! – заорал он, тараща глаза и пихая мне руку для пожатия. – Здесь есть какая-нибудь выпивка?– Пожалуйста, прошу вас! В этом нет необходимости. Давайте выйдем отсюда.– Я все время пил, – доверительно сообщил он мне, – но я должен увидеть Рауля. Я говорил, что он женился? Вы знаете Рауля? Пойдем выпьем.Он вдруг резко плюхнулся на красное плюшевое кресло у двери. На какое-то мгновение его внимание занял шнур от звонка, висящий рядом. Затем парень впал в полубессознательное состояние, по-прежнему погромыхивая трещоткой. Своим контрастом с комнатой, где произошла столь жуткая смерть, эта глупая трещотка и бумажный колпак только усиливали гнетущее состояние.– Месье! – крикнул полицейский.– Я вас отшлепаю! – Незнакомец открыл глаза и уставил палец на полицейского с неожиданно осмысленным взглядом. – Обещаю сделать это, если не уберешься! Оставь меня в этом кресле, не трогай… – И он опять расслабился.– Кто это? – спросил я Банколена.Сощурив глаза, детектив изучал пьяного.– Я видел его раньше с Салиньи, – наконец сказал Банколен, пожав плечами. – Кажется, его зовут Голтон или что-то в этом роде. Американец, конечно.– Хорошо бы его положить…И снова нас прервали. Мы услышали женские стоны:– Я не вынесу этого! Я этого не вынесу!Это был голос мадам Луизы. Ей отвечал другой женский голос, умоляя успокоиться. Дверь в холл открылась, и вошел Эдуар Вотрель. Его взгляд скользнул мимо меня, мимо Банколена и остановился на полу. Он вздрогнул, даже зубы застучали. Вотрель был очень бледен, но почти сразу обрел привычное высокомерие. Протирая стекла очков носовым платком, огляделся и холодно вопросил:– Это было необходимо?Поддерживаемая низенькой морщинистой служанкой, за ним вошла мадам Луиза. Она бросила взгляд на страшный предмет на полу, затем стоически замерла, напряженно выпрямившись. На ее щеках проступили красные пятна. Глаза у нее были сухими, только лихорадочно блестели. Редко приходилось мне видеть женщин, таких величавых и надменных, какой она была в тот момент, стоя перед своим мертвым мужем. Она не разрыдалась и не сделала ни одного движения, хотя одна бретелька ее вечернего платья сползла с плеча и ее прическа была немного сбита, как будто волосы приглаживали дрожащей рукой. Она освободилась от поддерживающей ее служанки и медленно приблизилась к обезображенному телу.– Бедный Рауль! – произнесла она таким тоном, как матери обращаются к ребенку, порезавшему себе пальчик. Затем обернулась, и мы увидели, что вокруг ее глаз легла тень.Какое-то время в комнате царила полная тишина. Только трепетали под ветром шторы на окне. Внезапно американец, Голтон, поднял остекленелый взгляд, которым изучал пол, и увидел женщину. Комнату огласил его восторженный крик. Не замечая обезглавленного тела, он, шатаясь, поднялся на ноги, сделал неловкий поклон и схватил мадам за руку.– Мои самые сердечные поздравления, – сказал он, – в этот счастливейший день вашей жизни!Это было ужасно. Мы все замерли, кроме Голтона, который покачивался из стороны в сторону с опущенной для поклона рукой в своем идиотском бумажном колпаке, едва державшемся на макушке. Впервые пьянство предстало передо мной во всей своей омерзительности – здесь, над телом убитого спортсмена. Голтон с трудом перевел взгляд на Вотреля и, спотыкаясь на каждом слове, проговорил:– Сожалею, что тебе указали на дверь, Эдди! Но ведь у Рауля куда больше денег, чем у тебя… Глава 4МЫ ОПРЕДЕЛЯЕМ ПОЛОЖЕНИЕ МАРИОНЕТОК – Уберите отсюда этого пьяницу! – зарычал Вотрель и взмахнул рукой, но ее перехватил полицейский, стоящий у Двери.– Уведи его, – прошептал мне Банколен, – и постарайся выведать, что сможешь.Голтон охотно подчинился соотечественнику. К тому же ему стало дурно. Полицейский пропустил нас в холл. Здесь было очень тихо, только из курительной доносились приглушенные мужские голоса. В зимнем саду, который изображали несколько пальм в кадках, никого не было. Напротив карточной комнаты уходили вверх марши устланной красной ковровой дорожкой мраморной лестницы со старинными часами на площадке. По ступенькам поднималась небольшая группа гостей, обмениваясь веселыми замечаниями и мельком взглянув в нашу сторону, когда я помогал Голтону пройти в мужскую гостиную.Это было очень удобное помещение с множеством зеркал на стенах, с уютными торшерами возле глубоких кожаных кресел и столом в центре, на котором лежали кипы журналов. Но в то же время здесь царила какая-то мрачная торжественность, столь свойственная подобным помещениям. Голтон исчез в туалетной комнате и вскоре появился, все еще бледный, но немного протрезвевший.– Простите, что заставил повозиться со мной, – пробормотал он, опускаясь в кресло. – Терпеть не могу этого состояния. Но теперь все в порядке. – Он уставился в пол, затем мрачно глянул на меня и воскликнул: – Господи, какой позор! Так вы американец! Всюду американцы! Вы, наверное, один из туристов… – Его размалеванное лицо приобрело трагический вид. Он произнес слово „турист“ с неистовой печалью и отвращением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66