— Вряд ли, — возразил Гарри.
— Почему?
— Потому что людям не отказывают от дома просто так и никто не усомнится в том, что у тебя были достаточно веские причины, чтобы выставить эту парочку из Ярда.
— Я об этом не подумал.
— Ты забываешь, приятель, — полушутливо заметил Гарри, — какое высокое положение теперь занимаешь.
Граф не ответил, думая, что поступил правильно и что, возможно, в этом ему помог крест, подаренный Дориной, который он по-прежнему носил на груди.
Няня позволила Дорине выйти ко второму завтраку. Царапина на руке прекрасно зажила и больше не болела. Но девушка была угнетена и чувствовала себя несчастной, поскольку ее надежды на то, что граф приедет к ним после похорон, не оправдались. Граф словно сквозь землю провалился. Она узнала от отца, что в последний путь Джарвиса провожали лишь граф и Гарри, и представляла, как друзья, веселые и беззаботные, возвращаются в Ярд, свободные от угроз и тяжелого бремени. Теперь перед графом расстилалось безоблачное будущее. Она была уверена, что он всерьез займется делами поместья, а отец уверял к тому же, что он намеревается вновь начать разработку гравийных карьеров. Викарий узнал также, что вскоре начнется вырубка лесов, а это означало, что многие деревенские парни, вернувшиеся с войны, получат работу.
— Больше я ему не нужна, — твердила себе Дорина, ощущая от этой мысли жгучую боль в сердце, словно клинок Джарвиса вонзился ей в грудь.
Пока она лежала в постели, няня, у которой наконец появилось свободное время, сшила ей белое платье, каких у Дорины не было много лет, очень простое, из недорогого, но лучшего муслина, который только нашелся у бродячего торговца, посетившего деревню неделю назад.
Ленты, перекрещивающиеся под грудью и завязанные бантом на спине, няня спорола со старого платья матери Дорины. Они были цвета лесной зелени и придавали девушке вид настоящей нимфы. Глядя на них, девушка подумала, как было бы хорошо сейчас отправиться в лес, которому она с самого детства изливала свои радости и печали. Она почему-то чувствовала, что деревья и лесные духи ее понимают.
После завтрака выяснилось, что помощь Дорины няне больше не нужна. Розабелл и Питер отправились на прогулку верхом, и Дорина разрешила детям кататься в парке и в восточной части поместья.
— Все, что я могу сказать, это: благодарение Господу, что Джарвис мертв, и теперь мы можем ездить куда хотим, — заметила Розабелл.
— Ты не должна так говорить, — машинально поправила Дорина, хотя сама с каждым вздохом благодарила Бога за то, что Джарвис больше не угрожает графу и что все они в безопасности.
Когда дети умчались, радуясь прекрасным лошадям и солнечному дню, девушка прошла через садовую калитку в парк и по дубовой аллее направилась в ближайшую рощу. В самой ее середине была маленькая полянка, образовавшаяся много лет назад при вырубке леса, и одно из поваленных деревьев до сих пор лежало там. Девушка часто сиживала на нем, любуясь графским домом, озером, расстилавшимся вдали, и штандартом Ярдкомбов, развевавшимся на фоне голубого неба. Пейзаж был так прекрасен, что Дорина словно чувствовала сердцем чудесную, неуловимую для обычного слуха мелодию, которую пели деревья. Она вспомнила о графе, который, словно король, правил всеми этими обширными владениями. Как хорошо было рядом с ним в тот день, когда он попросил ее помочь вернуть Берроуза и миссис Медоуз! При мысли о том, как она спасла его жизнь отварами трав, ощущение безоблачного счастья затопило душу Дорины. Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного!
Девушка долго сидела, глядя на дом, и мысленно разговаривала с графом, рассказывая, как много он для нее значит. Но тут, к удивлению Дорины, впервые за много лет покой этого уединенного места был нарушен. Вдали послышался топот копыт, с каждой минутой становившийся все ближе. Повернувшись, она увидела человека, о котором думала все это время. Он натянул поводья вороного жеребца, и несколько мгновений просто смотрел на хрупкую фигурку в белом платье, резко выделявшуюся на фоне темной зелени.
Наконец граф спешился, привязал коня к дереву и направился к ней. На ходу он снял шляпу, и Дорина, невольно отметив его красоту и мужественность, тут же смущенно покраснела.
— Ваша няня объяснила, где я могу вас найти, — сказал он вместо приветствия.
— Я не ожидала вашего визита, — пролепетала Дорина, — иначе осталась бы дома.
— О, я не жалуюсь. И если не ошибаюсь, лес — это тоже ваш дом.
Улыбнувшись, он сел рядом с Дориной и, посмотрев вдаль, заметил: .
— Уверен, что вы, как и я, думаете о Ярде и о том, сколько работы мне предстоит.
— По-моему, вы и так уже успели немало сделать.
— Но сколько еще предстоит! — воскликнул граф. — И необходимо начать с того, чтобы поблагодарить вас, Дорина, за то, что я жив и могу осуществить все мечты.
— Нет, пожалуйста, — тихо попросила Дорина, — мне не нужна ваша благодарность. Я так рада… так рада, что вы в безопасности.
— Вряд ли вы испытывали ко мне такие добрые чувства, когда впервые появились в моем доме, рассерженная, гневная, осуждающая.
Дорина не ответила, и граф шутливо заметил:
— Наверное, вы посчитали, что если приходится выбирать между мной и Джарвисом, то я — меньшее из зол.
— Теперь все это забыто, — поспешно пробормотала Дорина. — Вы сделали ошибку, но оказались достаточно благородным, чтобы ее признать. Вы очень изменились.
— Вы уверены в этом?
— Совершенно, — кивнула девушка.
— Я хочу знать, Дорина, — спросил он, поворачиваясь так, чтобы взглянуть на нее, — какие чувства вы питаете ко мне?
Неожиданные слова застали девушку врасплох, и нежные щеки снова порозовели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36