Они будут твоими, если Оскар умрет!
Голос Джарвиса звенел, эхом отдаваясь в пустой комнате. Воздев руки к небу, молодой человек упал на колени.
— Сатана, я твой раб! Исполни мою просьбу, и я никогда не отрекусь от тебя!
Словно испугавшись, что в ответ на мольбу Джарвиса в комнате немедленно появится дьявол, Дорина повернулась и, ринувшись к лестнице, в мгновение ока очутилась во дворе. Она хотела лишь одного — поскорее оказаться подальше от отвратительного, ужасного, гнусного зла. Трудно было поверить, что это не игра воображения! Или ей снится кошмар, настолько странный и ужасный, что она никак не может проснуться?
Только оказавшись в тишине и покое родного дома, девушка почувствовала, что может дышать нормально и страх прошел. Она поднялась в свою спальню и, бросившись на постель и зарывшись в подушку, попыталась уверить себя, что все это не могло произойти наяву.
Но, несмотря на все старания, девушка не могла забыть голос Джарвиса, в котором звучало настоящее безумие, и в ушах ее постоянно повторялись призывы к врагу рода человеческого.
Она долго лежала, когда, наконец, услышала, как ее зовет няня, — скорее всего обед почти готов, и нужно идти вниз и помочь накрыть на стол.
Поскольку отец считал, что Розабелл и Питеру ни к чему тяжелые впечатления, дети не ходили на похороны, а вместб этого провели день на соседней ферме, где фермер и его жена позволили им покататься на пони и играть в стогах сена. Дорина была рада, что дети не присутствовали на печальной церемонии, которая могла напомнить им о смерти матери.
Спустившись вниз, Дорина собралась было рассказать обо всем отцу, пока не вернулись брат с сестрой, но почувствовала, что предпочла бы забыть о только что пережитом ужасе.
Несомненно, отец, узнав, что кузен служит черную мессу и поклоняется злу, скорее всего сочтет своей обязанностью прочитать Джарвису наставление, а тот наверняка ответит грубостью и попытается отомстить ей.
Мне стыдно оттого, что я его боюсь, подумала девушка, но было что-то зловещее и невыразимо страшное в том, что он призывал сатану. Если Джа-рвис возненавидит Дорину, то, хотя Господь, конечно, ее защитит, кузен непременно попытается навести на нее порчу.
К тому времени как девушка добралась до кухни, где ее ждала няня, все было решено: она не скажет никому ни слова.
— Забудь об этом! Забудь! — повторяла она, хотя понимала, как трудно это сделать. И теперь она не на шутку испугалась за Розабелл. Дорина не могла позволить, чтобы сестра даже мимоходом виделась с этим человеком.
Должно быть, просто ошиблась, потому что была расстроена похоронами, уговаривала себя девушка, но в ушах, словно вопли злого духа, звучали и звучали призывы Джарвиса:
«Выслушай меня, Люцифер! Я принесу тебе достойную жертву… дам все, что ни потребуешь… новорожденного ребенка или чистую невинную девственницу… они будут твоими, если Оскар умрет!»
Весь вечер Дорина была очень молчаливой, так что даже отец это заметил. И на следующий день она не переставала мучиться, пытаясь решить, стоит ли рассказывать графу, что Джарвис, внешне такой дружелюбный и приветливый, жаждет его смерти, чтобы самому стать графом Ярдкомбом.
Но как ни странно, граф не приехал в дом священника на следующий день, хотя дети беспрестанно о нем говорили. Питер побывал на конюшне и вернулся полный энтузиазма, поскольку Хокинс, старший конюх, разрешил ему кататься, когда и сколько он захочет. Дорина немного рассеянно слушала его взволнованные речи, а Розабелл, которой удалось только погулять в парке с собакой, с легкой завистью воскликнула:
— Хорошо тебе, Питер! Я тоже пойду с тобой завтра в конюшню!
— Там девчонкам делать нечего, разве что Хокинс тоже позволит тебе проехаться верхом!
— Думаю, сначала нужно спросить разрешения у графа, — вмешалась Дорина.
— Спрошу, если хочешь, — отозвалась Розабелл, — но знаю, что он скажет «да», и не могу понять, Дорина, почему ты так стараешься помешать ему проявить к нам немного доброты.
Дорина про себя признала правоту сестры, особенно когда из Большого дома приехал кучер с тележкой, нагруженной, к изумлению девушки, всяческими съестными припасами, фруктами и шестью бутылками превосходного кларета для викария. Там были куры, баранья нога, ветчина, а также персики, виноград и сливы ренклод из теплиц.
— Я не собираюсь принимать милостыню! — воскликнула Дорина. — Няня, немедленно отошлите все обратно!
— Милостыню?! — охнула няня. — Никакая это не милостыня, и вам прекрасно это известно, мисс Дорина!
— Конечно, настоящее подаяние, и нужно иметь гордость, чтобы признать это!
Но няня встала перед столом, словно намереваясь грудью защищать долгожданную еду, и объявила:
— Почитайте Библию, мисс Дорина, и узнаете, что люди всегда приносили дары священникам! Нет ничего дурного в том, что его милость прислал все это, и вам следует быть благодарной за его великодушие и щедрость! Даже старому графу было невдомек, как трудно нам сводить концы с концами!
Это, несомненно, было чистой правдой, и Дорина, зная, как понравится отцу кларет, почувствовала, что ее решимость слабеет.
— Что до меня, — наступала няня, — то у меня сердце кровью обливается, когда я вижу, какими худыми стали дети, а иногда я и сама голодна так, что, кажется, быка бы съела!
Дорина невольно рассмеялась.
— Хорошо, няня, — сдалась она, — поскольку граф сказал, что повысит папе жалованье, думаю, можно считать это первым взносом.
Глаза няни заблестели.
— Повысить хозяину жалованье?! Неплохое начало! Что бы там ни говорили в деревне, а видно, его милость пытается исправить дело, и мы, как христиане, должны помогать ему в этом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36