Девушка до конца так и не поняла, что, в сущности, означало странное предложение графа. Симонетта только чувствовала, что оно было дурным и безнравственным.
Пьер Валери оказался прав, когда предостерегал ее от «волков в овечьих шкурах».
Как только отец появился в дверях салона, она подбежала к нему и взяла его под руку со словами:
— Я хотела бы посмотреть картины вместе с вами. Вы так хорошо умеете схватить самую суть. Сама я могу оставить без внимания какие-то важные нюансы.
Она не сомневалась, что отец все понял, поскольку он внимательно посмотрел сначала на нее, а потом на графа.
Не произнося ни слова, он увлек ее в ту комнату, из которой только что вышел.
Там герцог водил ее от картины к картине, объясняя, какими приемами пользовались художники, чтобы передать игру света и тени, обращая ее внимание на индивидуальную манеру письма каждого автора.
При этом вид у него был столь авторитетным, что даже графиня не решилась прервать его.
Граф следовал за ними, оглядывая Симонетту с каким-то особым выражением во взгляде, которое страшило и настораживало девушку.
Она боялась, что этот человек может сказать что-то, из чего герцог сразу поймет, какого рода предложение граф осмелился сделать его дочери.
К счастью, граф хранил молчание. Но все равно время до отъезда для Симонетты тянулось томительно медленно.
Словно она двигалась по краю обрыва, где неверное движение грозило гибелью.
И хотя первым ее порывом было рассказать обо всем отцу, она подумала, что он придет в ярость и скорее всего поспешит отправить ее в Англию.
«Ни отцу, ни мне и в голову не приходило, что граф, едва познакомившись, поведет себя столь странным образом», — размышляла Симонетта по дороге домой.
В замке она старалась больше не отходить от отца. Ей не хотелось снова дать графу возможность заговорить с ней, не опасаясь быть услышанным другими.
— Когда мы снова увидим вас, мсье? — спросила графиня у герцога при прощании.
Симонетта догадалась по ее тону, что, если граф увлекся «юной художницей», его сестрица пленилась «наставником».
Это не удивило Симонетту. Она привыкла, что дамы, ласково воркуя, вились вокруг отца, стремясь завладеть его вниманием. При этом они становились льстивыми, кокетливыми и дерзкими одновременно.
Она допускала, что отца подобная ситуация могла забавлять. Но в нее граф вселил ужас, Она стремилась поскорее покинуть замок и снова оказаться вдвоем с отцом в маленьком домике из красного кирпича.
Наконец они распрощались с хозяевами, но граф, произнося по-французски «до свидания», к ее ужасу, дал понять, что намерен снова увидеться с нею.
Откинувшись на подушки в карете, увозившей их прочь от замка, герцог сказал:
— Слава Богу, все позади! Хорошо, что по крайней мере картины у него стоящие!
Симонетта колебалась: открыться отцу или не стоит? Затем приняла решение ничего не говорить и поспешила поддержать разговор:
— Картины изумительные, папа. Я в восторге от них.
— Полагаю, «Лето» — одна из лучших работ Моне на сегодня, — проговорил герцог, словно размышляя вслух.
— Я и не представляла, что картины Сислея так красивы.
— Мы с ним встречались в Париже, но мимолетно. В следующий раз, когда я поеду туда, надо будет обязательно познакомиться с ним поближе.
Всю дорогу домой они проговорили о живописи импрессионистов, но на этот раз Симонетте требовалось прилагать усилие, чтобы сосредоточиться на разговоре и выбросить из головы столкновение с графом. Звезды уже высыпали на небосвод, взошел молодой месяц, а девушка, прижавшись к отцу, чтобы почувствовать себя в безопасности, изо всех сил старалась внимательно слушать его рассуждения.
Но когда они приехали домой и герцог, зевая, направился к себе в комнату, Симонетта остановила его, пытаясь успокоить себя:
— Нам… ведь нет… никакой необходимости… еще раз… встречаться с графом, да, папа?
— Само собой разумеется, никакой! Я видел, как он бесцеремонно пытался заигрывать с тобой во время обеда, но, полагаю, его супруга привыкла к подобному поведению.
Симонетта вздрогнула.
— Его супруга, — машинально повторила она. — Так граф… женат?
— Ну да! Женат. Я смутно припоминаю, что она происходит из очень богатой семьи. Именно на ее деньги он и приобретает картины, которые гордо называет «своей коллекцией».
Симонетта сжала губы. Теперь поведение графа показалось ей еще отвратительнее.
Значит, его предложение означало прямое оскорбление.
Оскорбление, которое в прежнее время могло быть смыто только кровью.
Впрочем, убеждала она себя, скорее всего кто-нибудь из молодых художниц согласился бы поехать с ним, поскольку они жили, как говорил отец, на грани нищеты.
Она все еще не до конца понимала, чего хотел от нее граф, но даже его прикосновения были ей неприятны. Ну а если бы он попытался поцеловать ее… Ничего отвратительнее она не могла себе представить.
— Я больше никогда его не увижу! — воскликнула она, оставшись одна у себя комнате, но почему-то полной уверенности в этом у нее не было. — Я сама выдумываю себе страхи, — вслух произнесла Симонетта, но страх не оставлял ее. Она не сомневалась, что графа не так легко перехитрить, а его тщеславие не позволит ему смириться с поражением.
«Он ничего не сможет мне сделать, пока я с папой», — убеждала себя девушка.
К тому же у нее есть и еще один защитник, Пьер Валери. Из его слов явно следовало, что он недолюбливал графа, будучи, по всей видимости, наслышан о его «подвигах». Симонетта решила, что, хотя она не может признаться отцу во всем, она, возможно, расскажет все Пьеру.
Она лежала в темноте, и ее одолевали невеселые мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39