ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Плохо дело, скоро вообще все заправки закроются. Ясное дело: бензин - вещество горючее и летучее: стоит случиться кризису, так оно первым и улетучивается, не знаю, помнишь ли ты, но, может, слышал: здесь когда-то уж было нечто подобное - нефтяное эмбарго, перебои в поставках и всякое такое, форменный хаос творился. Чувствую я, что до Орсе мы не дотянем. А ты бы не каркал. Не могу, я по натуре пессимист.
Через Севилью проследовали они транзитом, а скворцы на несколько минут остановились радостно погалдеть, поглазеть на Хиральду, которую никогда прежде не видели. Будь их полдесятка, они бы, словно черные ангелы, увенчали статую Веры, но тут обрушилось на неё лавиной многотысячное воинство и, облепив, превратило невесть во что: может, это Вера, а, может, и совсем наоборот - аллегорическое изображение Неверия. Но метаморфоза была кратка: глянь, пацаны, спохватились скворцы, Жозе Анайсо слинять от нас хочет, глянь, как петляет по этому лабиринту улиц и переулков, а ну давай за ним. По дороге Парагнедых ел-пил, где удавалось добыть пропитания, на кое-каких заправочных станциях появились плакатики "Бензина нет", но служащие говорили: Завтра будет, - может, они в отличие от Жоакина Сассы были по натуре оптимисты, а, может, просто научились делать хорошую мину. Что же касается скворцов, то им и корму, и воды хватало, благодарение Господу, который, как известно, их питает, заботясь о птицах небесных больше, чем о людях, и даром, что ли, бежит-шумит Гвадалквивир, и мало ли вокруг озер и ручьев - и воды в них столько, что от начала времен до скончания века малыми своими клювиками им не выпить её всю. День перевалил за половину, когда взобрались путники по крутому гранадскому склону, и Парагнедых отдувался и поводил боками от таких усилий, а Жоакин Сасса и Жозе Анайсо двинулись на розыски, словно наступил час "Ч", пришло время вскрыть конверт и узнать, какая судьба нас ждет.
Девушка за стойкой туристического агентства осведомилась, не археологи ли они, не антропологи ли португальские, насчет португальских понятно, но с чего вы взяли, что они археологи-антропологи? Да в Орсе по большей части только они и едут, там неподалеку, в Вента-Мисене, довольно давно уж обнаружили останки первобытного человека, самого древнего в Европе. Так-таки и человека? - спросил Жозе Анайсо. Нет, только его череп, но зато древний-древний - ему не то миллион четыреста тысяч, не то миллион триста тысяч лет. А откуда же стало известно, что это его, а не её череп? - с подковыркой спросил Жоакин Сасса, на что Мария Долорес с понимающей улыбкой ответила: Когда где-нибудь откапывают первобытного человека, его всегда называют кроманьонцем, неандертальцем, синантропом, австралопитеком, и тому подобное, в том же роде, исключительно в мужском, я хочу сказать, роде, должно быть, в доисторическую эпоху женщин не было, и добрались до Ев, самое вкусное уже доев. И вас я вижу, это заело. Еще бы, я антрополог по образованию и феминистка от досады. А мы - журналисты, хотели взять интервью у того самого Педро Орсе, который ощущает колебания почвы. Неужели и в Португалии об этом уже известно? А что тут такого: от вас до нас рукой подать, отчего бы не подать и весть? - заметим, что весь этот искрометный диалог вел Жозе Анайсо, в силу профессиональной необходимости поднаторевший в пикировке с учениками. Спутник его меж тем отошел в сторонку, глядел на красочные плакаты с изображениями Львиного дворика, садов Хенералифе, лежащих статуй Католических Королей и спрашивал сам себя, какой смысл в реальных достопримечательностях, если ты все уже видел на фотографиях. Из-за этих философских раздумий он потерял нить дальнейшего разговора Жозе Анайсо с Долорес, хохотавшей так звонко, что невольно хотелось сказать: Родилась такой веселой - прозываться надо Лолой, Долли или Лолитой, как угодно, только не полным именем, которое дано ей в память страстей Господних и крестных мук его, а потому и вступает в вопиющее противоречие с природной веселостью нрава. В ней не было уже и следа феминистской досады, потому, вероятно, что этот португалопитек предстал перед нею не в виде нижней челюсти, коренного зуба и фрагмента лобной кости, а в полном, можно сказать, комплекте, кое-какие аксессуары которого послужит грядущим археологам убедительнейшим доказательством того, что в наши времена женщины уже существовали. Мария Долорес, которая, не найдя применения своему диплому антрополога, устроилась на службу в туристическое агентство, прочерчивает на подсунутой Жозе Анайсо карте недостающую дорогу, крестиком помечает селение Орсе неподалеку от пресловутой Вента-Мисены, теперь они не заблудятся, гранадская сивилла указала им правый путь со словами: Там настоящий лунный пейзаж, но в голосе её звучит сожаление, что она не может отправиться туда вместе с португальскими журналистами, к делу применить свои знания, особенно с этим вот застенчивым, с тем, что держался в сторонке, все плакаты по стенам рассматривал, ах, Мария Долорес, сколько уж раз внушала нам житейская опытность, что не следует доверяться первому впечатлению, ибо столь же обманчиво оно, как и застенчивость Жоакина Сассы, который, выйдя на улицу, говорит товарищу: Она, наверно, напрочь, чтобы ты задержался да подержался за нее, - простим этот сомнительный каламбур, из тех, что столь часто звучат в чисто мужском разговоре, а Жозе Анайсо не без самодовольства, вполне, как мы-то с вами знаем, беспочвенном, отвечает: Не исключено.
Наш мир, как мы неустанно повторяем, это комедия ошибок. Лишним доказательством этому служит имя "орсейский человек", которое дали черепу, отрытому даже не в Орсе, а по соседству - в Вента-Мисене, название которого отлично звучало бы в палеонтологических трудах, если бы не первая его часть - "вента17", со всей непреложностью указывавшая на то, каким прозаическим и низменным делом добывали себе пропитание его жители.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Через Севилью проследовали они транзитом, а скворцы на несколько минут остановились радостно погалдеть, поглазеть на Хиральду, которую никогда прежде не видели. Будь их полдесятка, они бы, словно черные ангелы, увенчали статую Веры, но тут обрушилось на неё лавиной многотысячное воинство и, облепив, превратило невесть во что: может, это Вера, а, может, и совсем наоборот - аллегорическое изображение Неверия. Но метаморфоза была кратка: глянь, пацаны, спохватились скворцы, Жозе Анайсо слинять от нас хочет, глянь, как петляет по этому лабиринту улиц и переулков, а ну давай за ним. По дороге Парагнедых ел-пил, где удавалось добыть пропитания, на кое-каких заправочных станциях появились плакатики "Бензина нет", но служащие говорили: Завтра будет, - может, они в отличие от Жоакина Сассы были по натуре оптимисты, а, может, просто научились делать хорошую мину. Что же касается скворцов, то им и корму, и воды хватало, благодарение Господу, который, как известно, их питает, заботясь о птицах небесных больше, чем о людях, и даром, что ли, бежит-шумит Гвадалквивир, и мало ли вокруг озер и ручьев - и воды в них столько, что от начала времен до скончания века малыми своими клювиками им не выпить её всю. День перевалил за половину, когда взобрались путники по крутому гранадскому склону, и Парагнедых отдувался и поводил боками от таких усилий, а Жоакин Сасса и Жозе Анайсо двинулись на розыски, словно наступил час "Ч", пришло время вскрыть конверт и узнать, какая судьба нас ждет.
Девушка за стойкой туристического агентства осведомилась, не археологи ли они, не антропологи ли португальские, насчет португальских понятно, но с чего вы взяли, что они археологи-антропологи? Да в Орсе по большей части только они и едут, там неподалеку, в Вента-Мисене, довольно давно уж обнаружили останки первобытного человека, самого древнего в Европе. Так-таки и человека? - спросил Жозе Анайсо. Нет, только его череп, но зато древний-древний - ему не то миллион четыреста тысяч, не то миллион триста тысяч лет. А откуда же стало известно, что это его, а не её череп? - с подковыркой спросил Жоакин Сасса, на что Мария Долорес с понимающей улыбкой ответила: Когда где-нибудь откапывают первобытного человека, его всегда называют кроманьонцем, неандертальцем, синантропом, австралопитеком, и тому подобное, в том же роде, исключительно в мужском, я хочу сказать, роде, должно быть, в доисторическую эпоху женщин не было, и добрались до Ев, самое вкусное уже доев. И вас я вижу, это заело. Еще бы, я антрополог по образованию и феминистка от досады. А мы - журналисты, хотели взять интервью у того самого Педро Орсе, который ощущает колебания почвы. Неужели и в Португалии об этом уже известно? А что тут такого: от вас до нас рукой подать, отчего бы не подать и весть? - заметим, что весь этот искрометный диалог вел Жозе Анайсо, в силу профессиональной необходимости поднаторевший в пикировке с учениками. Спутник его меж тем отошел в сторонку, глядел на красочные плакаты с изображениями Львиного дворика, садов Хенералифе, лежащих статуй Католических Королей и спрашивал сам себя, какой смысл в реальных достопримечательностях, если ты все уже видел на фотографиях. Из-за этих философских раздумий он потерял нить дальнейшего разговора Жозе Анайсо с Долорес, хохотавшей так звонко, что невольно хотелось сказать: Родилась такой веселой - прозываться надо Лолой, Долли или Лолитой, как угодно, только не полным именем, которое дано ей в память страстей Господних и крестных мук его, а потому и вступает в вопиющее противоречие с природной веселостью нрава. В ней не было уже и следа феминистской досады, потому, вероятно, что этот португалопитек предстал перед нею не в виде нижней челюсти, коренного зуба и фрагмента лобной кости, а в полном, можно сказать, комплекте, кое-какие аксессуары которого послужит грядущим археологам убедительнейшим доказательством того, что в наши времена женщины уже существовали. Мария Долорес, которая, не найдя применения своему диплому антрополога, устроилась на службу в туристическое агентство, прочерчивает на подсунутой Жозе Анайсо карте недостающую дорогу, крестиком помечает селение Орсе неподалеку от пресловутой Вента-Мисены, теперь они не заблудятся, гранадская сивилла указала им правый путь со словами: Там настоящий лунный пейзаж, но в голосе её звучит сожаление, что она не может отправиться туда вместе с португальскими журналистами, к делу применить свои знания, особенно с этим вот застенчивым, с тем, что держался в сторонке, все плакаты по стенам рассматривал, ах, Мария Долорес, сколько уж раз внушала нам житейская опытность, что не следует доверяться первому впечатлению, ибо столь же обманчиво оно, как и застенчивость Жоакина Сассы, который, выйдя на улицу, говорит товарищу: Она, наверно, напрочь, чтобы ты задержался да подержался за нее, - простим этот сомнительный каламбур, из тех, что столь часто звучат в чисто мужском разговоре, а Жозе Анайсо не без самодовольства, вполне, как мы-то с вами знаем, беспочвенном, отвечает: Не исключено.
Наш мир, как мы неустанно повторяем, это комедия ошибок. Лишним доказательством этому служит имя "орсейский человек", которое дали черепу, отрытому даже не в Орсе, а по соседству - в Вента-Мисене, название которого отлично звучало бы в палеонтологических трудах, если бы не первая его часть - "вента17", со всей непреложностью указывавшая на то, каким прозаическим и низменным делом добывали себе пропитание его жители.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112