ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
(Пожалуй так: не для всех, но
для центровой образованщины непременно. Померанц в письме XXIII
съезду партии предлагает ассоциацию "интеллигентного ядра",
обладающую независимой прессой, теоретический центр, дающий
советы административно-партийному.) Однако этой свободы мы ждем
как внезапного чуда, которое без наших усилий вдруг выпадет
нам, сами же ничего не делаем для завоевания той свободы. Уж
где там прежние традиции - поддержать политических, накормить
беглеца, приютить беспаспортного, бездомного (можно службу
казенную потерять), - центровая образованщина повседневно
добросовестно, а иногда и талантливо трудится для укрепления
общей тюрьмы. И этого она не разрешит поставить себе в вину! -
приготовлены, обдуманы, отточены многоязыкие оправдания.
Подножка сослуживцу, ложь в газетном заявлении находчиво
оправдываются совершившим, охотно принимаются хором окружающих:
если б я (он) этого не сделал, то меня (его) бы сняли с этого
поста и назначили бы худшего! Так для того, чтоб удерживать
позиции добра к облегчению всех, - естественно каждый
день приходится причинять зло некоторым ("порядочные люди гадят
ближним лишь по необходимости"). Но эти некоторые - сами
виноваты: зачем так резко неосторожно выставили себя перед
начальством, не думая о коллективе? или зачем скрыли свою
анкету перед отделом кадров - и вот подвели под удар
весь коллектив?.. Челнов ("Вестник РСХД" No 97) остроумно
называет позицию интеллигенции кривостоянием, "при котором
прямизна кажется нелепой позой".
Но главный оправдательный аргумент - дети! Перед этим
аргументом смолкают все: кто ж имеет право пожертвовать
материальным благополучием своих детей для отвлеченного
принципа правды?!.. Что моральное здоровье детей дороже их
служебного устройства, - и в голову не приходит родителям,
самим обедненным на то. Резонно вырасти такими и детям:
прагматики уже со школьной скамьи, первокурсники уже покорны
лжи политучеб, уже разумно взвешивают, как наивыгоднейше
вступить на состязательаое поприще наук. Поколение, не
испытавшее настоящих гонений, но как оно осторожно) А те
немногие юноши - надежда России, кто оборачивается лицом к
правде, обычно проклинаются и даже преследуются своими
разъяренными состоятельными родителями.
И не оправдаешь центровую образованщину, как прежних
крестьян, тем, что они раздроблены по волостям, ничего не знают
о событиях общих, давимы локально. Интеллигенция во все
советские годы достаточно была информирована, знала, что
делается в мире, могла знать, что делается в стране, но -
отворачивалась, но дрябло сдавалась в каждом учреждении и
кабинете, не заботясь о деле общем. Конечно, от десятилетия к
десятилетию сжимали невиданно (западным людям и не вообразить,
пока до них не докатилось). Людей динамичной инициативы,
отзывных на все виды общественной и личной помощи,
самодеятельности, - подавляли гнетом и страхом, да и саму
общественную помощь загаживали казенной лицемерной имитацией. И
в конце концов поставили так, что как будто третьего нет: в
травле товарища по работе никто не смеет остаться нейтральным
- едва уклонясь, он тут же становится травимым и сам. И все же
у людей остается выход и в этом положении: что ж, быть травимым
и самому! что ж, пусть мои дети на корочке вырастут, да
честными! Была б интеллигенция такая - она была бы непобедима.
А есть еще особый разряд - людей именитых, так
недосягаемо, так прочно поставивших имя свое, предохранительно
окутанное всесоюзной, а то и мировой известностью, что, во
всяком случае в послесталинскую эпоху, их уже не может постичь
полицейский удар, это ясно всем напрозор, и вблизи, и издали; и
нуждою тоже их не накажешь - накоплено. Они-то - могли бы
снова возвысить честь и независимость русской интеллигенции?
выступить в защиту гонимых, в защиту свободы, против удушающих
несправедливостей, против убогой навязываемой лжи? Двести таких
человек (а их и полтысячи можно насчитать) своим появлением и
спаянным стоянием очистили бы общественный воздух в нашей
страна, едва не переменили бы всю жизнь! В предреволюционной
интеллигенции так и действовали тысячи, не ожидая защитной
известности. В нашей образованщине - насчитаем ли полный
десяток? Остальные - такой потребности не имеют! (Даже если у
кого и отец расстрелян - ничего, съедено.) Как же назвать и
зримую верхушку нашу - выше образованщины?
В сталинское время за отказ подписать газетную кляузу,
заклинание, требование смерти в тюрьмы своему товарищу
действительно могла грозить и смерть, и тюрьма. Но сегодня, -
какая угроза сегодня склоняет седовласых и знаменитых брать
перо и, угодливо спросивши - "где?", подписывать не ими
составленную грязную чушь против Сахарова? Только личное
ничтожество. Какая сила заставляет великого композитора XX века
стать жалкой марионеткой третьестепенных чиновников из
министерства культуры и по их воле подписывать любую презренную
бумажку, защищая кого прикажут за границей, травя кого прикажут
у нас? (Сокоснулся композитор безо всяких перегородок, душа с
душою, с темной гибельной душою XX века. Он ли ее, нет, она его
захватила с такой пронзающей достоверностью, что когда - если!
- наступит у человечества более светлый век, услышат наши
потомки через музыку Шостаковича, как мы были уже в когтях
дьявола, в его полном обладании, - и когти эти, и адское его
дыхание казались нам красивыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
для центровой образованщины непременно. Померанц в письме XXIII
съезду партии предлагает ассоциацию "интеллигентного ядра",
обладающую независимой прессой, теоретический центр, дающий
советы административно-партийному.) Однако этой свободы мы ждем
как внезапного чуда, которое без наших усилий вдруг выпадет
нам, сами же ничего не делаем для завоевания той свободы. Уж
где там прежние традиции - поддержать политических, накормить
беглеца, приютить беспаспортного, бездомного (можно службу
казенную потерять), - центровая образованщина повседневно
добросовестно, а иногда и талантливо трудится для укрепления
общей тюрьмы. И этого она не разрешит поставить себе в вину! -
приготовлены, обдуманы, отточены многоязыкие оправдания.
Подножка сослуживцу, ложь в газетном заявлении находчиво
оправдываются совершившим, охотно принимаются хором окружающих:
если б я (он) этого не сделал, то меня (его) бы сняли с этого
поста и назначили бы худшего! Так для того, чтоб удерживать
позиции добра к облегчению всех, - естественно каждый
день приходится причинять зло некоторым ("порядочные люди гадят
ближним лишь по необходимости"). Но эти некоторые - сами
виноваты: зачем так резко неосторожно выставили себя перед
начальством, не думая о коллективе? или зачем скрыли свою
анкету перед отделом кадров - и вот подвели под удар
весь коллектив?.. Челнов ("Вестник РСХД" No 97) остроумно
называет позицию интеллигенции кривостоянием, "при котором
прямизна кажется нелепой позой".
Но главный оправдательный аргумент - дети! Перед этим
аргументом смолкают все: кто ж имеет право пожертвовать
материальным благополучием своих детей для отвлеченного
принципа правды?!.. Что моральное здоровье детей дороже их
служебного устройства, - и в голову не приходит родителям,
самим обедненным на то. Резонно вырасти такими и детям:
прагматики уже со школьной скамьи, первокурсники уже покорны
лжи политучеб, уже разумно взвешивают, как наивыгоднейше
вступить на состязательаое поприще наук. Поколение, не
испытавшее настоящих гонений, но как оно осторожно) А те
немногие юноши - надежда России, кто оборачивается лицом к
правде, обычно проклинаются и даже преследуются своими
разъяренными состоятельными родителями.
И не оправдаешь центровую образованщину, как прежних
крестьян, тем, что они раздроблены по волостям, ничего не знают
о событиях общих, давимы локально. Интеллигенция во все
советские годы достаточно была информирована, знала, что
делается в мире, могла знать, что делается в стране, но -
отворачивалась, но дрябло сдавалась в каждом учреждении и
кабинете, не заботясь о деле общем. Конечно, от десятилетия к
десятилетию сжимали невиданно (западным людям и не вообразить,
пока до них не докатилось). Людей динамичной инициативы,
отзывных на все виды общественной и личной помощи,
самодеятельности, - подавляли гнетом и страхом, да и саму
общественную помощь загаживали казенной лицемерной имитацией. И
в конце концов поставили так, что как будто третьего нет: в
травле товарища по работе никто не смеет остаться нейтральным
- едва уклонясь, он тут же становится травимым и сам. И все же
у людей остается выход и в этом положении: что ж, быть травимым
и самому! что ж, пусть мои дети на корочке вырастут, да
честными! Была б интеллигенция такая - она была бы непобедима.
А есть еще особый разряд - людей именитых, так
недосягаемо, так прочно поставивших имя свое, предохранительно
окутанное всесоюзной, а то и мировой известностью, что, во
всяком случае в послесталинскую эпоху, их уже не может постичь
полицейский удар, это ясно всем напрозор, и вблизи, и издали; и
нуждою тоже их не накажешь - накоплено. Они-то - могли бы
снова возвысить честь и независимость русской интеллигенции?
выступить в защиту гонимых, в защиту свободы, против удушающих
несправедливостей, против убогой навязываемой лжи? Двести таких
человек (а их и полтысячи можно насчитать) своим появлением и
спаянным стоянием очистили бы общественный воздух в нашей
страна, едва не переменили бы всю жизнь! В предреволюционной
интеллигенции так и действовали тысячи, не ожидая защитной
известности. В нашей образованщине - насчитаем ли полный
десяток? Остальные - такой потребности не имеют! (Даже если у
кого и отец расстрелян - ничего, съедено.) Как же назвать и
зримую верхушку нашу - выше образованщины?
В сталинское время за отказ подписать газетную кляузу,
заклинание, требование смерти в тюрьмы своему товарищу
действительно могла грозить и смерть, и тюрьма. Но сегодня, -
какая угроза сегодня склоняет седовласых и знаменитых брать
перо и, угодливо спросивши - "где?", подписывать не ими
составленную грязную чушь против Сахарова? Только личное
ничтожество. Какая сила заставляет великого композитора XX века
стать жалкой марионеткой третьестепенных чиновников из
министерства культуры и по их воле подписывать любую презренную
бумажку, защищая кого прикажут за границей, травя кого прикажут
у нас? (Сокоснулся композитор безо всяких перегородок, душа с
душою, с темной гибельной душою XX века. Он ли ее, нет, она его
захватила с такой пронзающей достоверностью, что когда - если!
- наступит у человечества более светлый век, услышат наши
потомки через музыку Шостаковича, как мы были уже в когтях
дьявола, в его полном обладании, - и когти эти, и адское его
дыхание казались нам красивыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16