— Я тебе уже сказал, что Курсоны были практически полностью разорены к тому времени, когда Изабелла вышла замуж за Юбера Верну. Тот взял на свое содержание шурина. Робер этого ему так и не простил. Упоминая о своем родственнике, он каждый раз иронически бросал:
«Мой шурин-миллиардер». Или же: «Сейчас справлюсь у Богача».
Он ни разу не посетил величественный особняк на улице Рабле, но из окон мог наблюдать за всем, что там происходит. Ведь он занимал небольшой, но вполне приличный домик напротив; к нему каждое утро приходила служанка, чтобы прибраться. Однако сапоги он чистил себе сам, как и готовил еду, а на рынок ходил разодетый, точно хозяин замка, объезжавший свои владения, а возвращался оттуда с пучками лука-порея или спаржи, нес их в руках, словно охотничьи трофеи сеньора. Ему мнилось, что тем самым он приводит в бешенство Юбера.
— А того действительно это злило?
— Откуда мне знать. Не исключено. Как бы то ни было, но Юбер продолжал субсидировать его. Люди неоднократно замечали, что при встречах на улице они обменивались кисло-сладкими фразами. А вот тебе невыдуманный пустячок: Робер де Курсон никогда не закрывал свои окна ставнями, так что семья Верну, располагавшаяся напротив, видела, как он живет, в течение всего дня. Некоторые утверждают, что, случалось, он им показывал язык. Но делать из этого вывод, что Верну избавился от него или пристукнул в приступе ярости…
— А на этом настаивали?
— Да.
— Ты тоже так думал?
— С профессиональной точки зрения я не отвергаю априори ни одной гипотезы.
Мегрэ не мог не улыбнуться, услышав столь выспренное заявление своего друга.
— Ты допрашивал Верну?
— Я не вызывал его повесткой к себе в кабинет, если ты это имеешь в виду. Все же достаточных оснований подозревать такого человека, как он, не имелось.
Шабо так и выразился: «Такого человека, как он».
И тут же уразумел, что выдал себя, признавая тем самым, что и он в большей или меньшей степени является членом этой касты избранных. Этот вечер, как и визит Мегрэ в целом, был для него, должно быть, настоящей пыткой. Не доставляло это удовольствия и комиссару, хотя теперь ему и не так уж хотелось побыстрее покинуть Фонтэне.
— Повстречав Юбера на улице, я задал ему несколько вопросов, маскируя свой оперативный интерес.
— И что он ответил?
— Не выходил, дескать, в тот вечер из дому.
— В котором часу было совершено преступление?
— Первое? Почти тогда же, что и сегодня: около десяти вечера.
— А чем в семье Верну обычно занимаются в это время?
— Помимо субботнего бриджа, на который все подтягиваются в салон, каждый живет сам по себе, не обращая внимания на остальных.
— Верну и его жена спят в разных комнатах?
— Будь по-иному, это попахивало бы, на его взгляд, мещанством. Там у каждого свои апартаменты, впрочем, на разных этажах. У Изабеллы — на втором, у Юбера — в крыле первого, выходящем во двор. Чета Алена живет на третьем, а тетка Люсиль занимает две комнаты в мансарде на четвертом. Что касается дочери и ее мужа, то когда они навещают родителей…
— А сейчас чета Пайе в городе?
— Нет, но их ожидают через несколько дней.
— Сколько обслуги?
— Супружеская пара, которая при них уже лет двадцать-тридцать, плюс две довольно молоденькие горничные.
— Где они находятся ночью?
— В другом крыле первого этажа. Ты увидишь их дом.
Чуть ли не замок.
— С черным ходом позади здания?
— В стене, окружающей двор, есть дверь, она выводит в тупик.
— Выходит, любой может войти и выйти, и никто этого не заметит!
— Вероятно.
— Не проверял?
Шабо явно тяготился этим разговором, а почувствовав, что допустил ошибку, повысил голос, едва не сорвавшись на крик:
— Ты рассуждаешь ничуть не лучше, чем местные простолюдины! Если бы я начал допрашивать прислугу, не имея никаких доказательств и ни малейшей зацепки, то весь город утвердился бы во мнении, что Юбер Верну или его сын виновны.
— Ты сказал «сын»?
— Совершенно верно, и он тоже! Раз не работает, а интересуется психиатрией, автоматически находятся люди, которые наклеивают на него ярлык человека, у которого не все в порядке с головой. Ведь он не посещает ни одного из двух городских кафе, не играет ни в бильярд, ни в белот, не бегает за юбками, более того, бывает и так, что Ален вдруг останавливается на улице и начинает пристально вглядываться в кого-нибудь глазами, увеличенными стеклами очков. Их ненавидят в достаточной степени, чтобы…
— А ты их защищаешь?
— Нет. Стараюсь сохранить хладнокровие, а в супрефектуре это не всегда легко сделать. Пытаюсь быть справедливым. Я тоже подумал было, что первое преступление — дело семейное. Изучил вопрос со всех сторон.
Меня насторожило, что не было никакой кражи, а Робер де. Курсон даже не попытался защитить себя. Я, наверное, принял бы в этой связи кое-какие меры, если бы…
— Минуточку. Ты не просил полицию установить наружное наблюдение за Юбером Верну и его сыном?
— Для Парижа это норма, но не здесь. Все отлично знают в лицо наших несчастных четырех полицейских.
А инспекторов из Пуатье засекли еще до того, как они вышли из машины! Тут редко бывает одновременно больше десятка прохожих на улице. И ты хочешь проследить за кем-то да еще остаться при этом незамеченным? — Он внезапно успокоился. — Извини, что-то раскричался, не разбудить бы матушку. Просто захотелось, чтобы ты вошел в мое положение. Вплоть до появления уличающих их фактов Верну невиновны. Я готов поклясться, что так оно и есть. И второе убийство, совершенное всего два дня спустя после первого, почти полностью доказывает этот тезис. Согласен, Юбер Верну мог убить шурина, ударить его в порыве гнева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43