Но такова жизнь.
Сложность еще в том, что отношение к рекам у всех у нас двойственное.
Городу постоянно не хватает воды, и если мы выходим к реке, проблема
решается хотя бы на время. Но все равно приходится строить мост, и это
заставляет всех и каждого нервничать.
Рабочие отнюдь не пришли в восторг, заметив, что мы возвращаемся, но
Рафаэль все-таки сумел их поднять, и работа возобновилась. Все пути уже
были сняты, и нам оставалось одно - соорудить последний амортизатор.
Стальная рама, поднятая над рельсами и поперек них, покоилась на трех
стандартных бетонных основаниях. Рамы эти устанавливались на каждом из
четырех путей с тем расчетом, чтобы удержать Город, если он вдруг
покатится назад. Поэтому они и располагались не на одной прямой, а уступом
в соответствии с неправильной формой южной городской стены; Мальчускин
уверял, что это дает достаточную гарантию безопасности.
- Не хотел бы я, чтобы они когда-нибудь пошли в ход, - заявил он, -
но уж если Город покатится, они его удержат. Надеюсь, удержат...
С возведением последнего амортизатора наша миссия вроде бы была
завершена.
- Что дальше? - поинтересовался я.
Мальчускин взглянул вверх, на солнце.
- Надо менять базу. Передвинуть хижину да и бараки для рабочих за тот
гребень. Хотя уже поздновато. Не уверен, что мы управимся до ночи.
- Можно отложить на завтра.
- Я тоже так думаю. Дам-ка я этим лентяям несколько свободных часов.
Им это придется по вкусу.
Он сказал что-то Рафаэлю, а тот в свою очередь обратился к своим
товарищам. И без перевода было ясно, как они восприняли новость. Рафаэль
еще не договорил до конца, как несколько человек уже повернули к баракам.
- Куда это они?
- К себе в деревню, надо полагать, - ответил Мальчускин. - Она вон
там, - он показал на юго-запад, за гребень недальних холмов. - Так или
иначе, они вернутся. Работать им, понятное дело, не очень хочется, но в
деревне на них поднажмут: ведь мы взамен предлагаем то, в чем там сильно
нуждаются.
- Что же именно?
- Блага цивилизации, - ответил он, цинично усмехнувшись. - Ту самую
синтетическую пищу, которая вызывает у тебя такое отвращение.
- Им нравится эта бурда?
- Не больше, чем тебе. Но это все же лучше, чем пустой желудок, а до
нашего появления здесь они в большинстве своем просто-напросто голодали.
- Все равно я не стал бы вкалывать с утра до ночи за такую баланду.
Безвкусная, жидкая, да и...
- Сколько раз в день ты ел в Городе?
- Три.
- И все три раза тебе давали синтетическую пищу?
- Нет, только два, - признался я.
- Ну так вот, есть люди, и эти болваны из их числа, которые
прозакладывают душу за то, чтобы поесть хотя бы раз в сутки. Насколько я
знаю, работа, которую они выполняют для меня, - это еще пустяки, они
согласны на что и похуже...
- Например?
- Со временем сам узнаешь.
Позже в тот же вечер, когда мы сидели в хижине, Мальчускин продолжил
разговор на эту тему. Мне стало ясно, что он отнюдь не так плохо
осведомлен, как пытался уверить. Разумеется, он, как всегда, винил во всем
систему гильдий. Давным-давно было заведено, что традиции Города
передаются от поколения к поколению непосредственно на практике.
Считалось, что ученик постигает науку гильдиера куда прочнее, если правда
жизни, лежащая в ее основе, будет усвоена не на теоретических занятиях, а
на собственном опыте. Отсюда следовало, что я должен сам, приноравливаясь
и ошибаясь, выяснить для себя суть работы путейцев и других гильдиеров,
как и всю совокупность остальных факторов, жизненно важных для дальнейшего
существования Города.
- Когда я сам был учеником, - говорил Мальчускин, - я строил мосты и
выкапывал старые шпалы. Я работал с движенцами и ездил в седле рядом с
коллегами твоего отца. Я узнал на собственной шкуре, как нелегко Городу
уцелеть, а потому хорошо понял, зачем нужен мой труд. Я снимаю пути и
укладываю их заново не потому, что мне так уж нравится этот процесс, а
потому, что глубоко сознаю его необходимость. Я путешествовал с
меновщиками, видел, как они вербуют местное население, и теперь понимаю,
какие беды гнетут тех, кто работает под моим началом. Во всем вокруг много
неясного и загадочного - так, по крайней мере, кажется тебе сейчас. Но со
временем ты сам убедишься, что каждый наш шаг направлен к тому, чтобы
выжить, и что выжить очень и очень нелегко.
- Я вовсе не против того, чтобы работать с вами, - вставил я.
- Да я не о том. Я тоже вполне доволен твоей работой. Но заруби себе
на носу: все, что, вероятно, приводит тебя в недоумение, - клятва,
например, - имеет определенную цель, и, видит бог, это разумная цель!
- Значит, по-вашему, рабочие утром вернутся?
- Надо полагать, да. И снова будут плакаться по любому поводу, и
лодырничать, едва ты или я отвернемся, - но это тоже в порядке вещей.
Иногда, впрочем, мне сдается...
Я долго ждал, чтобы он докончил фразу, но он так больше ничего и не
сказал. Заявление было очень нетипичное: чем-чем, а склонностью к
философствованию Мальчускин не страдал. Мы сидели с ним наедине; он
замолчал, и молчание это тянулось до тех пор, пока я не встал и не вышел.

Утром Рафаэль вернулся, приведя с собой большинство из тех, кто
работал с нами накануне. Немногих, кто не явился, заменили новички - число
рабочих в бригаде не изменилось. Мальчускин приветствовал их как ни в чем
не бывало и без проволочек стал командовать разборкой временной хижины и
бараков.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14