Пикуль Валентин
Крейсера
Пикуль Валентин Саввич
Крейсера
Аннотация издательства: В сборник вошли романы "Крейсера" и "Три возраста Окини-сан". Их объединяет общая тема - разоблачение агрессивных устремлений милитаристских сил Японии, показ мужества русских людей при обороне Дальнего Востока от захватчиков в 1905 году.
Светлой памяти ВИКТОРА, который мечтал о море - и море забрало его у нас - НАВСЕГДА.
Автор
Часть первая.
Устрашение
Ржавое и уже перетруженное железо рельсов жестко и надсадно скрежетало под колесами сибирского экспресса...
- Не пора ли укладываться? Скоро приедем. Кипарисов разъезд ничего не дал для обозрения, кроме гигантских поленниц дров, заготовленных на зиму для жителей близкого города; за станцией Седанка, где уютно раскинулись дачи, за разъездом Первая Речка, где квартирует вечно голодная рота саперов и зашибают деньгу бывшие сахалинские каторжане, - за всем этим блаженством, далеко не райским, пассажирский состав, огибая берег Амурского залива, устремлялся дальше - к призрачному городу. Владивосток вырос на широтах Флоренции и Ниццы, но зимою бухта Золотой Рог сковывала в тисках ледостава русские крейсера, которые экономно подогревали свои ненасытные желудки-котлы дорогим английским углем кардифом...
Проводники уже обходили вагоны, собирая чаевые:
- Дамы и господа, спешить не стоит, потому как Россия кончается: далее ехать некуда. Рекомендуем гостиницы для приезжих: "Тихий океан", где ресторация с женским хором и тропическим садом, неплоха "Европейская" с цыганским пением, а в номерах Гамартели до утра играют на скрипках румыны...
Ну, кажется, мы приехали куда надо. Даже страшно вылезать из вагона, когда задумаешься, что здесь конец и начало великой России, а дальше океан вздымает серебристые волны. Чуточку задержимся на перроне, чтобы послушать разговоры прадедушек и прабабушек, заранее извинив их наивность:
- О, как мило, что вы нас встретили!
- Ждали, ждали... Что новенького в России?
- Да ничего. Наташа все-таки разводится с Володей.
- Кошмар! Такая была страсть, и вдруг... кто поверит?
- Сейчас, мадам, у Елисеева уже продают котлеты-консервы. Вскроешь банку - все готово. С ума можно сойти, как подумаешь, что мы станем лопать через сто лет.
- Петряев ничего больше не пишет?
- Где там писать! Уже посадили.
- Такой милый человек... за что?
- За политику. За что же еще людей сажают?
- Скажите, дает ли теперь концерты Рахманинов?
- Не знаю, душечка. Но мне показывали его жену. Плоская как доска. Нет, не такая жена нужна великому Рахманинову.
- А как столичные газеты? Оживились?
- Да. Цензура везде вычеркивает слово "ананас".
- За что же такие репрессии против ананасов?
- Вы разве не слышали? Наш бедный Коля в тронной речи сказал: "А на нас господь возложил..." Это же нецензурно!
Кончалось лето 1903 года. Американцы недавно укокошили своего третьего президента, а из окон белградского дворца-конака сербы выкинули короля Обреновича с его дамою сердца - Драгою Машиной. После Гаагских конференций о всеобщем разоружении все страны начали срочно вооружаться. Россия с Японией вежливо раскланивались на дипломатических раутах, созванных по случаю очередного обмена мнениями по корейскому вопросу. Американцы тем временем спешно прокладывали в Сеуле водопровод и канализацию, желая соблазнить бедных корейцев удобством своих роскошных унитазов. Теодор Рузвельт, новый президент США, высказался, что в споре Токио с Петербургом американская сторона будет поддерживать японцев. Английские солдаты готовились штурмовать кручи Тибета, их канонерки сторожили устье Янцзы, из гаваней Вэйхайвэя британский флот вел наблюдение за русскою эскадрою в Порт-Артуре...
Пассажиры у вокзала нанимали извозчиков:
- Трудно поверить, что я на краю света. Это и есть Светланская? Значит, ваш Невский проспект... А куда теперь заворачиваем? На Алеутскую... боже, как это все романтично!
Владивосток терялся в гиблых окраинах Гнилого Угла, там же протекала и речка Объяснений, где уединялись влюбленные, чтобы, отмахиваясь от жалящих слепней, объясняться в безумной страсти. Ярко-синие воды Золотого Рога и Босфора покачивали дремлющие крейсера; под их днищами танцевали стаи креветок, сочных и вкусных, проползали на глубине жирные ленивые камбалы, а сытые крабы шевелили громадными клешнями...
Владивосток - край света. Дальше ничего нету.
- И уже не будет, - утверждали обыватели.
* * *
Еще никто не помышлял о войне, и шесть нотных магазинов Владивостока имели богатый выбор для любителей музыки. Молоденький мичман Сережа Панафидин купил для своей виолончели "Листок из альбома" Брандукова, на Алеутской в магазине братьев Сенкевичей ему предложили "Souvenir de Spa" знаменитого Франсуа Серве (тоже для виолончели).
- Не пожалеете, - сказали братья, - ведь это лейпцигское издание старой фирмы Брейткопфов... Кстати, господин мичман, вы ведь, кажется, с крейсера "Богатырь"?
- Да, младший штурман. Почти целых полгода шли из Штеттина вокруг "шарика", пока не бросили якоря на рейде в Золотом Роге... стоим как раз напротив Гнилого Угла.
- Неужели плыли со своей виолончелью?
- Пришлось держать ее в платяном шкафу. Очень боялся не уберечь от сырости, особенно в Индийском океане.
- Вам бы надо бывать в доме доктора Парчевского.
- Простите, не извещен. Кто это?
- Ну как же! Известный доктор. Человек очень богатый. Принимает клиенток под вывеской на Алеутской. Сам-то Франц Осипович не играет, но у него по субботам собирается квинтет или квартет... Кто там? Почтовый чиновник Гусев - первая скрипка. Полковник Сергеев из интендантского управления, этот больше на альте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15