Перед ним стояла местная "дива" - Мария Мариусовна Нинина-Петипа, державшая во Владивостоке театральную антрепризу. Прижившись в этих краях, гордая своей знаменитой фамилией, она обожала офицеров с крейсеров.
- Сережа, слышали, что стряслось в Чикаго?
- Да нет, мадам. А что?
- Пожар! Страшный пожар... такие жертвы!
- Не удивлен: Чикаго горел уже не раз. Американцы, как и дети, никогда не умели обращаться со спичками.
- Однако, - сказала Мария Мариусовна, - на этот раз дотла сгорел грандиозный театр "Ирокез". Все выходы публика заполнила столь плотно, что люди бежали по головам. Прыгали из окон. Даже с крыши. Теперь разбирают обгорелые трупы.
Петипа добавила, что из Петербурга поступило грозное предупреждение антрепренерам - срочно проверить противопожарные средства, быть бдительными с огнем.
- Теперь я в прострации! Знаете, как бывает на Руси: стоит поберечься от пожара, как пожар сразу и начинается. - Она склонилась над столом, разглядывая размытые строчки лекций. - Слушайте, милый Сережа, что за белиберду вы читаете?
- Винительный падеж при имени существительном в японском языке, сознался мичман, покраснев так, будто ляпнул какую-то глупость. - Прошу, не презирайте меня...
Петипа величаво удалилась, а мичман разделил свое внимание между лососиной и той японской черепахой, которую следовало искать под комодом. Потом отправился на Пушкинскую, где гордо высилось здание Восточного института. Он догадывался, что его ждет: профессор Недошивин давно обеспокоен его отставанием в учебе. В раздевалке мичману встретился сокурсник - молодой иеромонах с крейсера "Рюрик", Алексей Конечников, якут по происхождению, одетый в монашескую рясу.
- Привет! - сказал он дружески. - Сергей Николаевич, я слышал, у вас какие-то нелады с командиром "Богатыря"?
- От кого слышали, отец Алексей?
- От мичмана Плазовского... он ваш кузен?
- Да, кузен. А капитан первого ранга Стемман невзлюбил меня еще с того времени, когда "Богатырь" околачивался в Свюнемюнде. Накануне он велел покидать за борт все гармошки и балалайки матросов, а тут в панораме его прицела появляюсь и я - с громадным футляром виолончели...
На круглом и плоском лице якута раскосые глаза светились усмешкою человека, знающего себе цену. Он был умен.
- Сознайтесь, вы уже играли у Парчевских?
- Играл. Благопристойная семья. Хороший дом. К субботе я должен блеснуть в Боккерини своим пиццикато.
- Вы поосторожнее с этим квартетом...
- А что?
- В городе ходят слухи, что для доктора Парчевского все эти музыкальные вечера - лишь удобная приманка для улавливания выгодных женихов для его балованной дочери.
- Боюсь, что это сплетня. Вия Францевна - чистое воздушное созданье, и она вся светится, как волшебный фонарь.
- Чувствую, вас уже накренило... Красивая?
- Как сказать. Наверное. Если девушка надевает шляпу, не глядя в зеркало, значит, убеждена в своей красоте. И что ей я? Всего лишь мичман. Да тут, во Владивостоке, плюнь хоть в кошку, а попадешь в мичмана... Ну, я спешу, - заторопился Панафидин, - профессор Недошивин просил не опаздывать.
- С богом, - благословил его крейсерский поп...
...Судьба этого якута необычна. Рожденный в убогом улусе, где табачная жвачка во рту и тепло дымного очага были главными радостями жизни, он стал послушником в Спасо-Якутской обители. Подросток жаждал знаний, а монастырь давал обеспеченный покой, сытную трапезу и доступ к книгам. Самоучкой он освоил английский язык, что казалось тогда невероятным подвигом. Слава о таежном самородке дошла до властей духовных. Конечникова вызвали в консисторию: "С флота поступил запрос - требуются грамотные священники для кораблей со знанием английского языка. Пойдешь?.." Так он, иеромонах, сделался священником крейсера "Рюрик", а теперь в институте поглощал грамматику и фонетику японского языка. В лице якута было что-то неуловимое для европейцев, понятное лишь азиатам. Японский консул Каваками однажды здорово ошибся, приняв его за японца с острова Хоккайдо. Включенный в боевое расписание, отец Алексей ("отцу" было тогда 33 года) должен был помогать врачам при операциях, провожать на тот свет умерших или погибших. Он не слишком-то церемонился со своей буйной паствой:
- Вы бы хоть лбы перекрестили! С утра одни матюги слышу...
* * *
В марте 1903 года маркиз Ито, министр иностранных дел Японии, произнес речь на собрании грозной партии "Сэйюкай":
- Великая Сибирская железная дорога, соединяющая Крайний Восток с Крайним Западом, уже почти закончена русскими, и разделявшее их расстояние может быть преодолено теперь в какие-то две недели... Подобное сокращение расстояния требует от японцев самого серьезного внимания. Улучшением путей сообщения Россия производит полную революцию в положении народов (читай: русского и японского). Приведу пример: десять лет назад ни одна западная держава еще не могла и подумать о посылке на Дальний Восток стотысячной армии... Теперь это стало возможно! Буря, - заключил маркиз Ито, - может разразиться в любую минуту. Вот что отнимает у меня покой...
Китайско-Восточная железная дорога (КВЖД) возникла из стратегических соображений. КВЖД являлась логическим завершением Великого Сибирского пути; это не просто рельсы, протянутые в сторону Порт-Артура и Дальнего, - это скорее центральная платформа русско-китайского альянса, обогащенная двумя важными факторами. Фактор первый: там, где раньше ядовито полыхали опийно-маковые плантации, быстро возник торговый город Харбин. Фактор второй: Владивосток обзавелся Восточным институтом, ставшим научным придатком КВЖД и всей той запутанной политики, которая возникла на отдаленных рубежах нашего государства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15