— Комиссар,— ответил Рик,— сам себя назначил. Никого не нашлось, кто бы назначил меня, и никого, кого бы назначил я. Я — первый, вы — вторые. Теперь мы можем выбирать. Но прежде надо, я считаю, сбросить в этот квази подвал брикеты... А ну, свободная немецкая молодежь, за дело!
Роберт и Трулезанд пошли искать свою комнату. Оказывается, и доме была раньше казарма, теперь в нем пусто. В коридоре валяется строительный мусор, полы не настланы, а в их комнате, кроме двух двухэтажных кроватей, вообще ничего нет.
Они молча огляделись, а потом Трулезанд, подойдя к окну, сказал:
— Зато вид великолепный.
Роберт подошел и встал рядом, но никакого великолепия не увидел. Перед ними лежала пустынная площадь со взорванным бомбоубежищем, мокрая улица, теряющаяся среди оголенных садиков и опустевших огородов.
Трулезанд видел все в ином свете.
— Ладно, старина, сейчас ведь октябрь, дождь, чего же ты хочешь? А представь себе: убежища нет, вместо пустыря — футбольное поле, по улице прогуливаются хорошенькие девчонки, на деревьях висят груши и все такое прочее — ну что, скажешь, плохой вид?
— Вид действительно что надо,— согласился Роберт, и оба рассмеялись.
Они переоделись в спецовки — в повестке о начале занятий рекомендовалось захватить их с собой, чтобы поработать в общежитии,— и спустились к Квази Рику.
Тот уже раздобыл штук шесть лопат и большие вилы и поставил Роберта и Трулезанда к люкам.
— Если расписание точное, то через полчаса подоспеет еще народ, поезд из Пазевалька прибывает с минуты на минуту. Начнем, друзья, запевай!
— «Мама, угольщик пришел!» — затянул Трулезанд. Но Квази возразил:
— Во-первых, это не пение, а пьяное бормотание, во-вторых, на этом далеко не уедешь, я лично помню только: «Пол гнилой и воздух вредный, тут живет сапожник бедный», а в-третьих, все это квази не подходит к субботнику.
— Эй, Роберт! — крикнул Трулезанд.— Слыхал? Он говорит, что у нас субботник.
Роберт подхватил в том же тоне:
— Вот как? Субботник? А что это такое — субботник?
— Субботник,— спокойно ответил Квази,— это фактическое начало коммунизма, добровольная работа. Слово «субботник» происходит от русского слова «суббота».
Трулезанд застыл с лопатой в руке.
— Как же это так, суббота — и вдруг фактическое начало коммунизма? Что-то не вижу связи.
Рик, как не раз поступал потом, сразу перешел на организационные вопросы.
— На мой взгляд, у нас уже квази вырисовывается тема первого молодежного вечера: «Субботник как фактическое начало коммунизма». А вы вообще-то члены ССНМ?
— Вот еще! — воскликнул Трулезанд.— Мы квазибаптисты.
— Да,— подтвердил Роберт,— и даже с легким уклоном в анабаптизм.
Но тут Трулезанд перегнул палку:
— Как ты думаешь, Роберт, не созрел ли он для Великого крещенья? У него какое-то похотливое выражение глаз.
Они отложили лопаты и, взобравшись на груду брикетов, принялись внимательно разглядывать Рика. Тот рассмеялся:
— Ясно, друзья, вы парни что надо. Включу вас в программу первого же вечера. Публика от смеха животики надорвет.
Они сбрасывали брикеты, а Трулезанд рассказывал:
— Серьезно, я знал одного баптиста, фанатичного малого, он все хотел отучить меня от куренья, представляете, какой труд — я ведь никогда не курил. Создатель, говорил он, не курил сам и человека к этому не приспособил. Тогда я его и спрашиваю, как же он представляет себе человека, приспособленного для куренья. А он без запинки отвечает: «У приспособленного человека обязательно была бы отдушина для дыма. Может, сзади, на шее, может, еще где, во всяком случае, каждому понятно, что рот и нос человека — никак не божье устройство для дыма». Парень меня убедил, я так и не начал курить... Сказал «не начал» и вспомнил: а когда же мы начнем?
Квази знал и это. Он знал, что торжественное открытие состоится вечером в главном корпусе университета, знал расписание на первый месяц и знал даже, что поначалу они будут заниматься «во вторую смену» в помещении гимназии.
— Гимназия...— протянул Роберт.— Это слово мне не по душе.
Но Трулезанд хладнокровно ответил:
— Почему же, все дело в содержании. К примеру, кулек — это форма, а содержание — это то, что в кульке: пышки или опилки.
— Или простокваша,— подхватил Роберт.
Но тут они позабыли о проблеме формы и содержания. У подножья угольной горы поставил свой чемодан краснощекий молодой человек в зеленой шляпе с перышком, непромокаемом плаще и высоких сапогах. Сняв шляпу, он спросил:
— Извините, пожалуйста, это Роберт-Блюмштрассе, двадцать три?
— Спросим-ка дворника.— И Трулезанд показал на Квази Рика.— Господин дворник, это Роберт-Блюмштрассе, двадцать три?
Квази сполз вниз, изучил номер над дверью и важно кивнул, с трудом сдерживая улыбку.
Парень в шляпе поблагодарил и поднял чемодан. Но потом снова поставил, еще раз снял шляпу и обратился к Квази:
— Раз вы дворник, не подскажете ли, куда мне теперь идти? Я приехал учиться.
— Комната тридцать два,— ответил Рик. Парень снова поблагодарил и пошел.
А Трулезанд громко спросил:
— Это что же, господин дворник, разве теперь и мужчин на повитух учат? Ведь здесь, кажется, районная школа акушерок?
— Верно, школа акушерок,— ответил Квази со всей серьезностью, на какую был еще способен.
Парень застыл на пороге, обернулся, вытащил какую-то бумажку из кармана и, внимательно перечитав ее, все-таки вошел в дом.
До того как прибыла следующая партия их будущих однокашников, они успели сбросить в подвал изрядную часть брикетов, причем Квази без конца с восторгом повторял: «Повитухи, а повитухи!» Он приветствовал каждого новичка вопросом, не хочет ли он тоже стать повитухой, и только потом сообщал ему номер комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138