»
— Рюмку вермута и пива,— сказал Роберт. «Пожалуйста» он оставил при себе, хотя «официант» был
официанткой. «Пожалуйста» говорят здесь только чужаки и близкие друзья. Официантка принесла пиво и модный вермут, показав при этом как бы невзначай обручальное кольцо на пальце, которое она снимет, как только кончится рабочий день. Квази кивнул ему, как кивают случайному посетителю, и взглянул на него с тем интересом и дружелюбием, с каким смотрят на пятимарковую ассигнацию, когда добавляют ее к пачке. Он стоял за стойкой и разговаривал с двумя мужчинами, сидевшими за ближайшим столиком. Речь шла, в соответствии с названием пивной, о предстоящих скачках.
— На Хронистку ставить — деньги бросать на ветер,— сказал Квази,—ее отец, правда, скакун, но матери давно пора на комбинат Витлингера.
Он указал на рекламу, висевшую у него за спиной,— фирма Витлингера превозносила нежность своих сарделек. Один из собеседников протянул кружку к стойке:
— Еще одну, Гейнци. Я не утверждаю, что Хронистка в форме, но как-то нутром я за нее.
— Ну и ставь на нее,— сказал Квази,— вот проиграет один к десяти, тогда не нутром, а карманом почувствуешь, чего она стоит.
«Гейнци,— подумал Роберт,— здесь его зовут Гейнци. А мы никогда его так не звали. Правда, Трулезанд назвал его раз Гейнци, но ведь тогда мы думали, что он умрет. А он не умер. И не умрет. Он разрешает этим типам называть себя Гейнци и на каждой кружке пива наживает грош. Скоро они будут называть его «наш толстяк» или просто «пузан». «Пузан» — это неплохо, это подошло бы. Грош за каждую кружку — как тут не разжиреть! Даже если сам пьешь, и то на каждой кружке наживаешься».
Официантка куда-то скрылась, и Роберт позвал:
— Хозяин!
Он кивнул на пустую кружку и рюмку, Квази нацедил пива, налил вермута, долил пива, когда осела пена, и подошел к его столику.
— Здорово, Квази,— сказал Роберт.
— Здорово, Исваль,— сказал Квази.
— А что, Хронистка в самом деле кляча?
— Наверняка,— ответил Квази.— Не стал бы я с ней связываться. Я вообще не стал бы связываться с тем, в чем ничего не смыслю. Может, ты что-нибудь смыслишь в лошадях, Исваль?
— Ни черта. А ты?
— Да чего тут только не услышишь. Хочешь не хочешь, а научишься,— ответил Квази. Он вернулся к стойке и сказал официантке: — Когда захотите покурить, Эльвира, можете не уходить. Идите-ка сюда и разливайте пиво сами.
Прихватив кружку пива и газетку «Новости ипподрома», он подсел к столу Роберта.
— А ты вообще хоть раз был на бегах?
— Мальчишкой, в Баренфельде,— ответил Роберт.
— Да, ведь ты из этих мест.
— А теперь ты в этих местах поселился.
— А ты разве нет?
— Нет. А в Баренфельд я тогда отправился потому, что ребята рассказывали, будто там можно легко заработать — распахнуть перед кем-нибудь дверь, помочь выйти из машины толстому дяденьке или тетеньке, прикатившим на скачки.
— Ну и много ты заработал?
— Да нет.
— Так я и думал. Я бы сам тебе ничего не дал. Глаза у тебя больно неподходящие двери распахивать, слишком ты высокомерен. Всегда был таким.
— Не потому ли ты дал деру?
Квази поднял газету к глазам и сказал:
— Два года назад один железнодорожник из Эрфурта приехал к другому железнодорожнику в Ганновер, а тот тоже был родом из Эрфурта, и говорит ему: «Чего тебе тут делать, почему бы тебе не вернуться в Эрфурт? Там у нас не хватает людей на сортировочной, тебя бы с распростертыми объятиями приняли». А теперь этот железнодорожник, приехавший из Эрфурта, тоже застрял здесь. Правда, в каталажке. За попытку похитить человека.
— Это что, в твоей дерьмовой газетке написано? — спросил Роберт.— А не описано ли там, как ганноверский железнодорожник сбегал к телефону и кое-куда сообщил? А то как бы он поймал похитителя?
Квази пододвинул ему через стол газету.
— Может, он просто крикнул: «Помогите!» В таких случаях здесь помогают незамедлительно.
— Ничего себе порядочки,— заметил Роберт.
— Минутку,— сказал Квази. Он принес две кружки пива и рюмку вермута.— С каких это пор ты пьешь вермут? Помнится, прежде ты не переносил ликеров и вермутов.
— Все мы меняемся, Квази, не ты один.
— Приятно слышать,— сказал Квази и поднял кружку.— За вечное изменение! Кстати, как поживают Трулезанд и Роза, они все еще в Китае? А как Вера, она все еще твоя жена?
— Трулезанд и Роза уже вернулись,— ответил Роберт,— а Вера все еще моя жена.
— Кто бы мог подумать! — воскликнул Квази, поднося к губам кружку с пивом.
Роберт положил руки на стол и откинулся назад.
— Ты не мог бы?
— Не стоит сейчас пускаться в пререкания,— сказал Квази,— посетители еще подумают, что ты разозлился оттого, что тебе не удается меня сманить. И не говори мне, что это белиберда, Исваль. Сам знаю. Но вернемся к твоему вопросу. Нет, честно говоря, я не мог этого подумать. Ведь я-то — и это тебе придется зачесть мне в оправдание,— ведь я-то знаю, кто отправил Трулезанда с Розой в Китай, и кто их поженил, и для чего. Приятное воспоминание, я держу его при себе тепленьким на случай, если вдруг затоскую по родине. Оно помогает мне справляться с ностальгией.
— Я бы на твоем месте тоже тосковал,— сказал Роберт. Квази встал:
— Вот и не забывай этого.
Роберт наблюдал, как он выписывает счет на одном из столиков, получает деньги с подвыпившего гостя и кладет ему сдачу на ладонь. Квази выглядел куда старше своих лет. Ему было всего тридцать три года, а он был похож на заправского трактирщика из книжки с картинками. Уважаемый человек, внушающий доверие, не напивается, не одалживает денег, сам не обманывает и себя обмануть не даст, владеет лицензией на торговлю спиртным и на нелегкую, но обеспеченную жизнь — здравомыслящий бюргер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138