Он с уважением думал о своем младшем, но ему было страшно. Как говорится, маленькие детки — маленькие бедки. И если они вдруг перестают быть детьми, то мир совершенно меняется. Его сын пробежал мимо, даже не заметив его, и теперь он чувствовал себя таким одиноким, как будто оба ребенка уже уехали из дому. Что ж, однажды они уедут.
А ты занимайся своей работой, сказал он себе, открывая папку, лежавшую перед ним. Она-то никуда от тебя не убежит. Конечно, к тому времени он уже выйдет в отставку... Все в жизни, что кажется тебе таким прочным и постоянным, на самом деле подспудно движется, а ты этого не замечаешь.
Голова Лоренцини просунулась в дверь весьма кстати.
— К вам посетитель.
Это был Беппе, пожилой садовник, он едва не лопался от сознания собственной важности, глядя сквозь листья огромного растения.
— Входите, входите... Что это у вас такое?
— Это кентия. Она вам не испачкает пол, внизу у нее поддон. У нас завоз был, и я подумал, что эта как раз подойдет вам. Я поставлю ее возле окна. Это вам от меня в благодарность.
— В благодарность?
— Ну, помните квартиру, которую вы посоветовали моей внучке? Первого числа они въезжают... Не поливайте ее слишком часто, а то зальете. Но, по правде, я не за этим пришел. Я насчет туфли. Пойдемте лучше со мной — мы ее не трогали. Я так и сказал Джованни, я так и сказал: они захотят сделать фотографии, как возле пруда. Верно?
— Я... да, совершенно верно. Где вы ее...
— Ну тогда идемте, что ли?
Когда они поднимались по усыпанной гравием дорожке, Беппе, несмотря на свою полноту и крутой подъем, болтал без остановки. Это все вчерашний ливень, понимаете. После ливня мы всегда чистим водостоки. Вот и вчера чистили, смотрите. Видите?
Через каждые несколько метров в толще не успевшего еще просохнуть гравия виднелась керамическая труба, идущая по диагонали вниз, в некое сооружение, напоминающее небольшой склеп.
— Здесь нам нужно налево, а там опять вверх по главной аллее.
Главная аллея еще круче забирала вверх, и Беппе ненадолго замолчал, переводя дыхание.
— Долго нам еще идти? — спросил инспектор.
— Уже недалеко. Джованни там стоит на часах. Мы решили, что ему нужно там остаться, на всякий случай...
Широкая полоса песка и гравия поднялась к сияющему горизонту, увенчанному силуэтом конной статуи, установленной на каменной лестнице. Огромные пушистые белые облака проплывали в вышине ярко-синего неба, и все вокруг пахло сырой листвой лавра.
Джованни, главный садовник, посторонился, когда они подошли, чтобы инспектор мог взглянуть на находку.
— Мы ее не касались. Вы, наверное, будете фотографировать, как там, у пруда. Это просто удача. Здесь эти стоки шириной всего в руку, но внизу-то они широченные. Если бы ее снесло вниз, вам бы ее никогда не увидеть. Тут она застряла, каблуком зацепилась. Сверху на нее гравия нанесло, листьев, труба забилась, поэтому мы ее и приметили.
— Я сразу сообразил, что это та, которую вы ищите, — сказал Беппе. — И не ошибся, верно?
— Да, верно. — Инспектор выпрямился и огляделся. — Пруд, где мы ее нашли, должен быть выше справа. Если убийца спускался по этой аллее, то он, значит, направлялся не к ближайшим от пруда воротам Порта-Анналена...
Внизу, у начала главной аллеи, был расположен самый большой пруд с островом посередине, ворота Порта-Романа и кольцевые дороги. Эти ворота были дальше всего от мастерской Перуцци, от самого Перуцци, от Иссино, от квартиры девушки, от ее мира. Люди, приезжавшие в город на машине, парковались у городских ворот возле Порта-Романа. Ее приятель, может быть... Из Рима... Кто упомянул Рим? Лапо... или Перуцци? Это Перуцци, захлопывая дверь, багровый от гнева, кричал: «Если она не в Риме, то я не знаю, где она!»
И Лапо говорил что-то о римском друге.
Был ли гнев обувщика вызван поведением незадачливых туристов или служил прикрытием для ревности?
«Если у вас есть время бегать за малолетками, которые не знают, чего хотят...»
Желая поскорее вернуться в свой кабинет к письмам и фотографиям, он ушел, как только на место прибыл эксперт. Шагая вниз по скрипящему гравию, он слышал, как отдышавшийся Беппе заново рассказывает эксперту всю историю с уточнениями:
— Если вам понадобится со мной связаться, то инспектор знает мое имя и адрес.
— Нет, я думаю, не понадобится. Отойдите в сторонку, ладно?
Он прибавил шагу. Приемная в отделении пустовала. Он заглянул в диспетчерскую, где сквозь треск мотоциклов можно было услышать перекличку патруля.
— Все в порядке?
Молодой карабинер, сидевший за пультом, поднял голову:
— Все хорошо. Тихо.
— Лоренцини?
— У него кто-то есть. Женщина. Она, наверное, там все глаза выплакала. Я отсюда ее слышал, но теперь она, кажется, успокоилась.
— О боже, готов поспорить, что это Моника. Слушайте, когда он закончит, передайте ему, что я у себя и чтобы меня не беспокоили по меньшей мере в течение часа. Никаких звонков.
— Хорошо.
Но и два часа спустя, когда плачущую Монику уже выпроводили и когда сменился мотопатруль, он все сидел за столом, онемев от потрясения. Когда Лоренцини, наконец, в недоумении открыл дверь, инспектор не нашелся что сказать и только уставился на него невидящим взглядом.
— Что с вами? Что случилось?
Инспектор уронил голову на руки и стал тереть глаза. Затем, с глубоким вздохом, он внутренне собрался и попросил:
— Вы бы лучше зашли.

Глава седьмая

— Вы позвонили на Борго-Оньиссанти?
— Нет.
— Вы никому пока не говорили?
— Нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58