В замужестве Беллини. Лицо незнакомое, хотя эти маленькие карточки на документах...
— И что же ты делала в этом уединенном месте, — пробормотал он, обращаясь к серьезному лицу.
Тридцать с лишним. Достаточно, чтобы синьор Беллини успел наскучить. Не красавица. Может быть, другие вещи что-нибудь ему подскажут. Ну и бардак! Записная книжка-ежедневник, исписанная карандашом и разноцветными чернилами, не открыла ему ничего интересного. На сегодняшнее утро у нее был назначен визит к дантисту, куда она, понятно, не явилась. По словам полицейского врача, она была мертва уже три-четыре дня. Он вернулся на одну или две страницы назад, но упоминаний о свидании в Боболи не обнаружил. Отложив записную книжку в сторону, он пододвинул поближе свою старую печатную машинку и начал составлять длинный список.
Еще одна записная книжка, потрепаннее, и поминиатюрнее, банковская квитанция, толстый бумажник с банкнотами, мелочь, водительские права и кредитные карты. Чеки из супермаркета, длинные, целая стопка, квитанция из химчистки, несколько визитных карточек, письмо в розовом конверте, брошюрка от кандидата на выборы в муниципалитет, счета из ресторана, из парикмахерской, из очень дорогого магазина мод, две расчески, одна сломанная, три тюбика губной помады, один пустой, большая связка ключей, половина плитки шоколада, целая плитка такого же шоколада.
Список все продолжался, инвентаризируя жизнь, в которой было много денег, мало смысла и совсем не было порядка.
Четыре пачки бумажных носовых платков, две из них открыты, пять использованных и смятых платков, три пластмассовые шариковые авторучки, ни одна не пишет, одна золотая авторучка с пустым стержнем, два цветных фломастера, розовый — без колпачка — высох...
Напечатав список, инспектор вытащил лист из печатной машинки и потянулся, зевая. Он проголодался.
В дверь заглянул Лоренцини:
— Можно к вам на минутку?
— М-м... заходите.
— Как продвигается работа?
— Не знаю. В этой сумке документ с адресом — тут совсем рядом, вы ее не встречали?
Взглянув на удостоверение личности, Лоренцини покачал головой:
— Знаете, эти фотографии...
— Знаю. Я сегодня туда зайду. А вы, конечно, не составили расписание дежурств на завтра?
— Составил. Я подумал, что вы не успеете.
Хвала небесам, что у него есть этот Лоренцини. Он взял расписание и поставил свою подпись.
— Что-нибудь еще?
— Да, Нарди...
— О, только не это!..
— Нет, я не против сам разобраться, но к вам они уже привыкли...
— Да, но они у меня уже в печенках сидят! Что там опять случилось?
Нарди вечно создавал им проблемы. Можно было только гадать, что находили в нем женщины, но вот эти две, его жена и любовница, соперничали за обладание им не один год и с равным неуспехом. Теперь их вражда, кажется, перешла в острую стадию.
— Помните, Моника приходила жаловаться на его жену, которая якобы ей угрожает?
— И?..
— Ну вот.
— Что «ну вот»?
— Так оно и есть, вот что. Жена Нарди — как ее...
— Констанца.
— Констанца, точно. Сегодня утром, когда Моника выходила из мясной лавки, она набросилась на нее.
— Она — что сделала?
— У Моники фингал под глазом, порез на губе и ссадины. Она обращалась в больницу. Теперь это все официально. И раз она явилась сюда с заявлением, то нам придется принимать меры.
— О, ради бога...
— Знаю. Если только нам не удастся их угомонить.
— Разве Моника не защищалась? Она же крупнее, чем та. Говорят, что как раз поэтому Нарди... ну то есть...
— Нет, почему, она здорово ее поцарапала. У нее длинные ногти.
— Длинные красные ногти, правильно. О Господи! Если вы считаете, что справитесь сами, то я бы лучше занялся этим делом в Боболи. Нужно постараться выяснить, почему у них произошла эта стычка. Они же терпели друг друга столько лет, верно?
— Я постараюсь. Хотя я в этом не большой спец. То есть такого в наши дни уже и не бывает, да?
— Что значит — не бывает? Сами видите, что бывает.
— Да, но...
Нарди, бывшему путевому обходчику, до сих пор исполнявшему песни Синатры в клубе железнодорожников, было уже за семьдесят. Его тощей и суровой жене Констанце, как и его большегрудой «малышке» Монике, — под семьдесят. Очевидно, в их поколении кипели куда более сильные страсти.
— Постарайтесь отговорить ее. Вы же знаете, это пустая трата времени. Прежде чем дело поступит в суд, она сто раз успеет передумать.
— Да, конечно...
— Вы, кажется, сомневаетесь. У них это не впервые, несколько лет назад такое уже случалось.
— Да. Просто теперь она хочет попасть на телевидение. Знаете, в эту программу, где судья разбирает всякие семейные и соседские свары и прочее.
— Хорошо. Пусть они там и разбираются, а нас оставят в покое. — Инспектор порылся в ящике стола, где у него хранились зажигалка, воск и печать. — Мне нужно это подготовить, чтобы отправить с утра пораньше. Как там Эспозито?
— Все по-прежнему. Ребята говорят, что он почти не разговаривает и в свободное время сидит один, запершись в своей комнате.
— Вот как? Ну что же, скоро он перестанет запираться. Скоро, если повезет, нам начнут делать новые ванные. Долго взаперти не просидишь: грязь и пыль везде достанут.
— Значит, рабочие будут возить свои тачки по нашей приемной. Вот ужас! Так или иначе, ребята не думают, что он скучает по дому. Они говорят, что он впал в тоску с тех самых пор, как помогал вам в расследовании того самоубийства. Проблема в том, что он сержант и не может с ними откровенничать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58