Высокий, смуглый, статный и с прекрасными зубами — Тереза, кажется, без ума от него и его ослепительной улыбки. Боясь, что молодой человек не в лучшей форме для вождения, инспектор решил оживить его интерес к происходящему на трассе:
— Вы только посмотрите, сколько машин. Так мы целый час будем ехать.
Машин было не больше и не меньше, чем в любой другой день, и дорога всегда занимала час. И несмотря на все эти бензиновые выхлопы салон был полон ароматом цветущих на всех улицах лаймов, так что поездка проходила не без приятности. Вот только угрюмое молчание Эспозито раздражало его сильнее, чем диатрибы Нарди. Инспектор утешал себя мыслью о предстоящей встрече с профессором Форли, когда им с Эспозито придется внимательно слушать вопросы профессора и шевелить извилинами, пытаясь на них ответить, хотя профессор станет сам отвечать прежде, чем они успеют открыть рот. Институт судебной медицины одновременно был и факультетом Флорентийского университета, где преподавал профессор Форли. Будучи одаренным оратором, он каждый год читал цикл лекций по судебной патанатомии курсантам полицейской сержантской школы, сбивая их с толку своей необычной системой изложения материала. Система была плодом его изобретения, и он очень гордился ее эффективностью.
Форли заранее записывал лекции на магнитофон и ставил пленку курсантам, а сам ходил туда-сюда по классу, заложив руки за спину и слушая себя, пока у него не лопалось терпение. И тогда он сам себя перебивал, начиная говорить слово в слово то, что было записано на пленке, все больше раздражаясь от конкуренции, — пока со злостью не выключал магнитофон.
Один из курсантов нарисовал карикатуру, на которой изо рта профессора и из динамика магнитофона исходили два одинаковых круглых контура со словами: «Большинство мух, вовлеченных в процесс разложения, откладывают личинки, проходящие три стадии развития: первую, вторую и третью возрастные стадии...» По школе разошлись ксерокопии, одна из которых в конце концов попала в руки профессору. Когда инспектор и Эспозито приехали и были направлены по широкому мраморному коридору в кабинет профессора, то эта карикатура, висящая на доске объявлений позади его стола, было первое, что они увидели. Рисунок был хорош. Костлявая профессорская челюсть выдавалась далеко вперед, большие руки крепко сцеплены за спиной. Эспозито перевел взгляд с карикатуры на инспектора.
— А он и не обиделся.
Инспектор, знавший Форли много лет, ответил:
— С чего ему обижаться?.. Как вы пережили то вскрытие?
— Все было нормально. Я боялся только запаха. Меня обычно тошнит от запахов, но это было терпимо... Хотя говорят, что он...
— Следит за тем, чтобы по таким дням в меню столовой всегда была лазанья.
— Правда?
— Конечно, нет! Как будто профессорам есть какое-нибудь дело до столовых. Это старая байка.
— Наверно. Хотя я не ел лазаньи с того самого дня.
Вот это да! Профессор творил чудеса, еще не успев войти в кабинет! Эспозито давненько уже не выдавал столь связных речей.
— Здравствуйте-здравствуйте-здравствуйте!
— Извините, что побеспокоили...
— Нисколько. Рад вас видеть, инспектор. Вы насчет утопленницы, верно? Я пока не препарировал внутренние органы — кроме легких, чтобы установить, что она утонула. И еще затребовали отчет нарколога. К чему такая спешка? Вы, полицейские, всегда утверждаете, что только первые сорок восемь часов имеют значение, а они уже давно прошли в нашем случае. Напали на след, наверное?
— Нет, отнюдь.
Он даже не пытался объяснить причину их прихода. Он знал, что результаты вскрытия будут представлены в виде отчета. Но он пришел не за этим. Он пришел узнать кое-что, чего Форли не напишет в отчете. Некоторые люди имеют талант понимать живых, а Форли имел талант понимать мертвых. Он разговаривал с ними во время вскрытия. Они не лгут, уверял он.
— Значит, она утонула? Я спрашиваю, потому что воды так мало...
Профессор вонзил свой орлиный взор в Эспозито:
— Вы совсем недавно окончили школу. Сколько воды мне потребовалось бы, чтобы убить инспектора здесь и сейчас?
— Одна капля, синьор.
— Если бы она попала куда?
— В ноздрю, синьор, и достаточно сильно ударила обонятельный нерв, синьор.
— Не говорите мне «синьор». А что случилось бы с сердцем инспектора?
— Мог бы наступить паралич, си...
— А я вас, кажется, помню. Эспозито.
— Так точно.
Щеки молодого человека слегка зарумянились под коричневым загаром. Глаза его загорелись. Инспектор и забыл, что раньше Эспозито всегда выглядел именно так!
— Только не пытайтесь убить инспектора из водяного пистолета, Эспозито. Зная его, я не уверен, что его симпатическая нервная система способна усиливать легкие раздражения. Ваша дама точно захлебнулась, инспектор, в легких обнаружились водоросли, но без помощи тут не обошлось: ей нанесли удар по затылку. Не могу рассказать об этом подробнее, поскольку тело сильно тронуто разложением, но уверен — ударили острым предметом. Проникающая травма черепа. Она, возможно, находилась без сознания, когда утонула.
— Мы не обнаружили поблизости ничего похожего на орудие убийства. И наверняка это был какой-то мелкий предмет, верно? Это, конечно, огромный парк, и мы прочесываем его, но если нам не повезет найти предмет со следами крови или волосами...
— С тем же успехом Эспозито может пытаться убить вас из водяного пистолета. На вашем месте я бы поискал в пруду. На ней была только одна туфля. Люди сидят на этих каменных бортиках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58