Но Перуцци утверждает, что она пошла сюда.
— Да. И она пришла. Это было накануне моего отпуска. Я бы такого не забыл. Как я уже сказал, меня беспокоит финансовое положение Перуцци, и раз он не отвечает на мои письма — очевидно, всю почту из банка он сразу подсовывает сыну, даже не открывая, — и раз сам сын жаловался мне, что он не в силах образумить отца, то я предупредил сотрудников, чтобы они прислали ко мне его японскую ученицу, когда она придет.
— Значит, вы говорили с ней в то утро?
— Да, конечно. Я не мог ей рассказать всего по причинам конфиденциальности, но, признаться, она была моей последней надеждой. У него такие долги, что я столкнулся с перспективой отказать ему в праве выкупа закладной.
— Выкупа закладной? А я всегда думал, что он владеет всей недвижимостью, как, наверное, и его отец до него? По крайней мере, мне так говорили...
— Вы правы. Они шьют обувь из поколения в поколение и, конечно, являлись владельцами недвижимости. Но он заложил все около восьми месяцев назад.
— Восемь месяцев...
То есть после инфаркта. Все образы в голове у инспектора пришли в движение, стали изменяться, терять и обретать четкость. У него было ощущение, что он вернулся туда, откуда начал, но с одной разницей. Не любовь, а деньги...
— Его сыну не могло это нравиться, — проговорил инспектор. — Я знаю, что он не заинтересован в том, чтобы перенимать у отца дело, не говоря уже об обучении ремеслу. Но ведь это его наследство пускают по ветру. Как, по-вашему, он к этому относится?
— На удивление спокойно. Каждый раз, приходя ко мне по поводу крупного превышения кредита, или займов, или закладной, он бывал встревожен, но никогда не злился. Когда Перуцци заболел и дела внезапно пошли хуже, он сказал мне, что дни его отца сочтены и что это объясняет его желание жить полной жизнью. Я тактично попытался ему помочь. Я сказал: «Видите ли, я мог бы отказать ему в займе для выкупа закладной. Это не слишком удачная идея, а вы пользуетесь правами адвоката. Если вы полагаете...» — «Как я могу хоть в чем-то отказать отцу? Ему, может быть, и жить-то осталось всего несколько месяцев. Кроме того, если я стану препятствовать его желаниям, он лишит меня права заниматься его делами. Он, наверное, даже рассорится со мной. У него взрывная натура. Нет, об этом не может быть и речи». И вот, с этими словами, он спокойно умывает руки. Сам-то он не наш клиент — его контора на другом берегу на Виа де Серви. И надо думать, что бухгалтер, который работает на виа де Серви и живет на Лунгарно, — это вполне преуспевающий бухгалтер. И за это он должен благодарить своего отца. Именно отец поддержал его желание пойти в университет, вместо того чтобы продолжать семейную традицию.
— Да. Он очень гордится своим сыном. У них не было споров по этому вопросу, и, как вы сказали, он имеет основания быть благодарным отцу и избегать ссоры сейчас. Но все равно... — Инспектор помолчал, глядя, как управляющий крутит ручку в розовых пальцах. — Все равно, мне кажется, что дело касается слишком больших сумм. Скажу вам откровенно, по секрету, само собой разумеется, потому что я не должен вам этого говорить... — Никаких причин для секретности не было, однако лучший способ завоевать доверие человека — это поведать ему какой-нибудь секрет — настоящий или мнимый. — Мне подумалось, что Перуцци очень привязался к своей юной ученице. Я, конечно, не знал, какого рода были их отношения...
— Перуцци? Перуцци?
— Понимаю. Я почувствовал то же самое. Но эти деньги куда-то уходили. Вот только, по всем данным, у нее-то никаких денег не было. Она была помолвлена с одним молодым сержантом из моего отделения.
— Ясно.
— Нет. Ничего вам не ясно. Факт тот, что когда она его оставила, то он, возможно, убил ее. Никто не пытается ничего скрывать — вот что я хочу до вас донести.
— Естественно.
— Хм... А я вот не уверен насчет «естественно». Всякое бывает. Но опять же скажу вам по секрету — парень покончил с собой. Застрелился.
— Это не тот, о котором сообщали в новостях?
— Да. Его фамилия Эспозито.
— Тот самый! Но ведь это было в Риме, верно? Он хотел скрыться? Я, кажется, припоминаю, что это произошло не то в аэропорту, не то еще где-то.
— В поезде. Да, в Риме. Поверьте, я расспрашиваю вас исключительно ради того, чтобы раскрыть загадку смерти этой молодой женщины. Видите ли, Перуцци хотел, чтобы они поженились. Он предложил купить им дом. Мне кажется, он страдал от одиночества. Жена умерла, сын пошел своей дорогой. Если бы Акико вышла замуж, родила ребенка, поселилась здесь, то у Перуцци появилась бы семья, возможность передать свое дело, начать новую жизнь. А что до сына, то по закону он не мог бы лишить его наследства, даже если бы захотел, и мне кажется, что сын для него — свет в окошке, особенно теперь, после того, как он потерял Акико.
— Акико?..
— Так звали девушку.
— Ах да. Славная малышка, очень симпатичная.
— Я все думаю, не вкладывал ли он куда-нибудь деньги на ее имя, в недвижимость, может быть. Поэтому мне нужно знать, что вы ей сказали и как она отреагировала.
— Разве я мог рассказать ей все? Это слишком деликатное дело. Но надо заметить, что если он засаливал где-то деньги и ей об этом было известно, то самообладания ей было не занимать. Она была абсолютно спокойна и собранна. Я сказал ей, что мне необходимо срочно повидаться с Перуцци, потому что он не отвечает на мои письма. Она ответила: «Он не хочет сюда идти. Он велел мне учиться вести дела, потому что мастерскую унаследует его сын, а ему она не нужна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58