– Хотел бы я поглядеть на него, когда он понял, что ты женщина.
– Это его не порадовало, – сухо сказала Мериамон.
– Да уж. – Птолемей говорил решительно, чуть ли не с презрением, как показалось Мериамон. – Один щенок из этого выводка достался тебе. Ему теперь остается только стенать, что он попал в женские руки.
Она сощурилась. Широкая кость, большие руки, худощавое лицо.
– Уж не Николаос ли?
– Да, Нико, – ответил Птолемей. – Но как бы то ни было, он хороший воин. Мог бы быть и лучше, ведь он испорчен с детства, но пусти его в бой, и он вспомнит свои хорошие манеры.
– Он вежливо убивает?
Птолемей захохотал.
– Александр говорил, что у тебя острый язычок. Так же, – добавил он, – говорил и Нико. – Он вдруг посерьезнел. – Врачи говорят, что он должен был лишиться руки. Теперь, по их словам, ее, наверное, удастся сохранить. Если это не чудо, то что же вы называете чудом?
– Все было не так уж плохо, как могло бы быть, – сказала Мериамон. – Он потерял много крови от всех своих ран, поэтому я заставила его лежать. Кроме того, мне доставляло удовольствие наблюдать, как он злится.
– Со временем из него выйдет и дурь, – усмехнулся Птолемей.
– Я не стала бы делать ставку на это, – добавила Мериамон.
Люди начали расходиться. Бурно горевший костер теперь только медленно тлел. Ветер переменился, и ее ноздри ощутили запах. Дым, гарь, сладковатый запах горящего мяса буквально вывернули ее наизнанку.
Мериамон почувствовала, как женские руки, прохладные и успокаивающие, убирают волосы с ее лица, залитого слезами, поддерживают, пока ее рвало на траву. Таис говорила, и ее голос был таким же успокаивающим, как руки:
– Это зрелище не для египтянки. Но кто виноват?
Мериамон выдохнула едва слышно, злясь на свою слабость:
– Я сама. Я должна была помнить… я должна была знать…
– Так же, как и Александр, – сказал Птолемей.
Мериамон вскинула голову, глаза ее расширились от удивления.
– Да, я слышал, что он сказал. Он иногда вообще не думает.
– Но он же царь!
– Да, он царь, – согласился Птолемей. – Но послушай, вы же не выбираете себе царей. Вы делаете их богами.
– Они и есть боги, – ответила Мериамон, – и сыновья богов. – Ее желудок немного успокоился. Она поднялась с колен, стараясь не смотреть в сторону костра и дышать неглубоко, хотя ветер снова изменился и относил дым к морю. – Нет, это я не подумала и дорого за это заплатила.
Она подняла глаза. Он смотрел вниз, нахмурясь, как будто пытаясь что-то понять. На миг ее тень заколебалась. Смотреть… желать…
Он отвернулся. Миг прошел. Он бережно поддержал ее.
– Царь захочет видеть тебя позже. Ты будешь в лазарете?
– Она будет с женщинами, – сказала Таис, и они оба уставились на нее. – Госпожа Мариамне, я собираюсь пойти поговорить с персидскими женщинами. Им может быть приятно услышать женский голос, даже если он принадлежит врагу.
Мериамон застыла.
– Я не люблю персов, – сказала она.
– А кто любит? – Таис оправила вуаль. – Но они ведь женщины и, наверное, напуганы.
– Я думала, их оставили одних, – сказала Мериамон.
– Так было бы еще хуже. – Таис бросила взгляд на Птолемея. – Нам понадобится охрана, мой друг?
«О, – подумала Мериамон, – это звучит, как «моя любовь». Как будто одни и те же слова».
– Я пошлю с вами человека, – сказал Птолемей. – Сейчас все вроде бы спокойно, но не будем испытывать судьбу.
Никто никогда не догадался бы, что они любят друг друга. Они не прикасались друг к другу, и глаза их встречались редко, но между ними была тончайшая связь.
Сейчас она натянулась, готовая порваться. Птолемей вернулся к своим воинам. Таис пошла вниз по склону холма, походкой танцовщицы, прямая, сознавая свою грацию. Мериамон не сразу поняла, что она ей что-то рассказывает.
– Я познакомилась с ним в Афинах, когда Александр был там в посольстве своего отца, еще до того, как он стал царем. Я тогда была почти ребенком; моя грудь была еще совсем маленькой. Мой покровитель решил, что Птолемей вполне подойдет, хоть он и македонец. Мне он тоже понравился: он всегда был вежлив, никогда не злился и не стремился показать себя. Затем он уехал, а я стала взрослой женщиной и нашла себе покровителей, которые выучили меня всему в обмен на то, что я могла дать. В прошлом году, когда я узнала, что Александр собирается отправиться в Азию, я решила отправиться с ним.
– Не с Птолемеем? – задумчиво спросила Мериамон.
– Конечно, с Птолемеем. Мы снова встретились и заключили договор.
– Твой… опекун сказал что-нибудь на это?
– Мой опекун умер. В Афинах женщинам не разрешают жить самостоятельно, без мужской руки. А. с наследником моего опекуна мы не поладили.
– И так ты уехала.
– Я намекнула и надавила, где надо, и мне разрешили уехать. Не думаю, что я скоро вернусь в Афины. Мне нравится такая жизнь, эта безумная охота за персами.
Таис и сама была неукротима. Хотя ее учили, воспитывали и выращивали, как дерево в саду фараона, она создала себя сама. Она не будет носиться верхом по полю битвы, как мужчина, вряд ли это ей подойдет, но она будет смотреть жадными глазами и прислушиваться к звону мечей. Таис будет ждать, когда вернется ее мужчина, чтобы увенчать его победу.
Они обошли далеко кругом погребальный костер. На другой стороне их со всеми почестями встретил воин, передал любезные слова своего начальника и пошел вслед за ними через поле битвы, готовый их защищать. Поле было пустынно, земля где взрыта, где утоптана, но ни одно тело не осталось лежать, искушая хищных птиц. Мертвые греки превратились теперь в кости на погребальном костре. Мертвые персы были предоставлены заботам соплеменников для совершения похоронных ритуалов, ничуть не менее ужасных, чем сожжение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119