она вернулась обратно к отцу, и вот теперь она здесь. Ей лучше было бы уехать в Дамаск вместе с остальными.
– Александр все равно разыскал бы меня и там, – возразила Барсина, спокойствие которой было просто великолепно.
Царица-мать говорила по-персидски, а Барсина переводила по-гречески:
– Зачем египтянка следует за македонским царем? Известно ли ей, что сатрап ее провинции умер?
– Умер? – переспросила Мериамон по-гречески, чтобы поняла Таис. – Несомненно, его женщины оплакивают его.
– Ты не ответила на мой вопрос, – сказала Сизигамбис.
Для персидской женщины она очень прямолинейна.
– Египет – не провинция, – ответила Мериамон. – А я здесь, чтобы служить Александру.
– Зачем?
– Мой отец – Нек-тар-аб, Нектанебо Египетский, – ответила Мериамон.
Царица-мать прикрыла глаза. Мериамон вспомнились кобры. Но в этом жесте не было враждебности, а только неизбежность и непреодолимая отстраненность.
– Так, – произнесла Сизигамбис, и в одном этом коротком восклицании была бездна понимания.
Мериамон слегка улыбнулась.
– Да, мятежник, и потому он умер. Но я жива. И я говорю за него.
– Это твой долг, – сказала Сизигамбис.
Сехмет возникла из тени Мериамон, приблизилась к Царице-матери. Сизигамбис рассматривала ее без удивления, но с заметным интересом.
– Это священная кошка? – спросила она.
– Да, – ответила Мериамон.
Сехмет примерилась к высоте покрытых шелком колен и прыгнула. Сизигамбис не шевельнулась, а кошка терлась об нее, мурлыкая и обольщая.
Сизигамбис была выше всего того, что могло наслать на нее человеческое существо, но Сехмет была воплощением богини. И Сизигамбис осторожно сдалась и коснулась пальцем спинки, изгибавшейся перед ней. Сехмет скользнула под ее руку, толкая твердой круглой головой. Мериамон медленно перевела дыхание. От этой Сехмет можно ждать всего.
– Осторожно, – сказала она, – с ней надо быть почтительным. У нее такие острые когти.
– Такие только и нужны, – ответила Сизигамбис. Она не отступила. Как не похоже на ее сына: насколько неизмеримо более царственно.
Евнух принес наконец стулья, серебряные чаши со сладким вином, приторные персидские сладости. Таис была довольна: Мериамон заметила, как сверкнули ее глаза.
– Твоя кошка прекрасный посол, – сказала Таис.
– Она не моя кошка. – И словно опровергая ее слова, Сехмет перебралась с колен царицы-матери к Мериамон и уселась в позе, исполненной напряженного любопытства, напоминая фигурку в храме. Мериамон погладила изящное золотисто-коричневое ушко с дырочкой для сережки. Сережка осталась в храме Амона, чтобы лишний раз не вводить в искушение дорожных разбойников.
Мериамон поглядела на чашу с вином, которую ей дали, собралась уже было выпить ее, но внезапный шум помешал ей. Вбежал евнух, зеленый от ужаса, и пал к ногам Царицы-матери.
– Госпожа! – еле выговорил он. – Ой, госпожа, они пришли, они здесь, они хотят… они говорят…
Евнухи Царицы-матери застыли. Их обуял страх, ужас, не только от самого известия, но и от того, каким образом оно пришло. Сизигамбис посмотрела на гонца с непоколебимым спокойствием.
– Кто – они?
– Враги! – завопил евнух, потом он, казалось, справился с собой. – Великая госпожа, царь, царь эллинов.
Сизигамбис застыла, выпрямившись еще больше.
– Сам царь? Он здесь?
– Да, великая госпожа. И – спаси нас Ахурамазда, защитите нас, бессмертные, – он желает говорить с тобой.
– Говорить со мной? – Она, казалось, размышляет вслух. – Но мы же принадлежим ему. Он победил нас. Он может делать все, что пожелает.
– Он же варвар, – сказал евнух.
– Он царь. – Голос Сизигамбис прозвучал холодно. – Скажи ему, что он может поговорить с нами.
Евнух собрался с силами и убежал. Сизигамбис сидела неподвижно. Ее длинные пальцы лежали на подлокотниках кресла, сжимаясь и разжимаясь, но голос был спокоен. Она отослала дочерей и их прислужниц во внутренние покои, оставшись только со своей компаньонкой и старшим из евнухов. Аккуратно, не спеша опустила вуаль на лицо. Через мгновение Барсина последовала ее примеру.
Они могли слышать, как царь идет по шатру: внезапное волнение, потом внезапная тишина. Таис сидела спокойно, без улыбки. Мериамон наслаждалась моментом: увидеть Царицу-мать Персии испуганной и преодолевающей свой страх – это было приятно.
Они вошли вдвоем вслед за евнухом, бок о бок, поддерживающие друг друга даже в этом чуждом месте. Гефестион немного впереди, настороже, обводя комнату внимательным взглядом. Александр почти терялся в его тени. Он казался гораздо меньше и худощавей, чем был, как мальчишка, без головного убора и в простом хитоне, без всяких церемоний.
Сизигамбис поднялась. Она была очень высокой, на целую ладонь выше Гефестиона. Пока он медлил, держа руку на рукояти меча, она упала без чувств.
Гефестион смотрел в изумлении, бледный от волнения, потом покраснел.
– Госпожа, – воскликнул он, – госпожа, я не царь!
Голос Барсины, как эхо, повторил эти слова, слегка дрожа, но ясно, переводя с греческого на персидский.
Царица-мать поднялась. Лицо ее было спокойно, как всегда, но губы были белые. Теперь она увидела Александра, слегка подавшись вперед, и ее взгляд замер на нем. Она снова начала падать.
Он подхватил ее.
– Нет, мать, ты не должна делать этого для меня.
– Ты царь, – начала она, и голос Барсины зазвучал эхом, чуть запаздывая. – Это моя ошибка… прости меня… какое наказание твое величество выберет…
– Все хорошо, мать, – сказал он приветливо, помогая ей сесть в кресло. – Он ведь тоже Александр.
Сизигамбис сжала его руку, как будто боялась упасть, и напряженно вглядывалась в его лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119