– Конечно, нет! Я никогда не хотела быть царицей и не ждала этого. Но с его стороны делать вид, что я могу выбирать… Это жестоко!
– В этом нет жестокости, – возразила Мериамон. – Просто таков Александр. Я думаю, ему проще управляться с армией, чем с женщиной. И он привык иметь дело с мужчинами, которые могут сказать «нет».
– А если бы я так сказала, что бы он сделал? – спросила Барсина.
Она была испугана, Мериамон это ясно видела. Но Барсина была смелая женщина и упорно пыталась докопаться до истины.
– Что бы он сделал, когда вы были детьми? – спросила Мериамон.
– Но теперь он не ребенок, – ответила Барсина. – Он – царь.
– Все равно он Александр.
Барсина задумалась, и между бровями ее появилась тонкая складка.
– Наверное, – сказала она медленно, – он не сделал бы ничего. – Голос ее окреп, она заговорила увереннее: – Наверное, он попытался бы убедить меня, но никогда не стал бы заставлять. Он так не поступает.
Мериамон слушала и ждала.
– Я знаю его так давно, – пробормотала Барсина, – но ты знаешь его так хорошо.
– Я знаю только то, что известно всем.
– Но ты понимаешь.
– Понимают мои боги, – возразила Мериамон. Барсина села. Ее вряд ли могла шокировать чужая вера, поскольку она была женой эллинов.
– Я подумаю над тем, что ты сказала. Правы были те, кто назвал тебя мудрой и другом царя.
Мудры были боги Мериамон. И дружба была частью этой мудрости. Она не сказала этого. Барсине просто нужно было с кем-нибудь поговорить, чтобы самой решить, что же ей делать. Было нечто большее, чем ирония в том, что персидская женщина искала мудрости у египтянки, у врага, но сейчас Мериамон об этом не задумывалась.
Боги мудры и непредсказуемы в своей мудрости. Тень Мериамон только смеялась. Она не видела ничего странного в том, что Мериамон понравилась персиянка, персиянка, которая к тому же наполовину эллинка. Она будет любить эллинку и ненавидеть персиянку, раз боги захотели этого. И ни при чем тут и память, и ум, и здравомыслие, и хорошая чистая ненависть.
7
Армия Александра спустилась в Финикию, где море со стороны заходящего солнца, а горы Ливана вырисовываются на утреннем небе. Снег на горах, когда они не были закрыты облаками, сверкал бело и чуждо для глаз рожденного в стране Кемет.
Это была странная, узкая страна, зажатая между стеной гор и водами моря: глубокие ущелья и теснины, стремительные реки, плоские долины, где усталые люди и животные могли найти отдых. Это было бы похоже на Элладу, говорили эллины, не будь здесь так узко. Македония была шире, ее народ знал горы и называл их своим домом. Македонцы со смехом забирались на самые крутые склоны и в самый холод ходили с голыми руками и ногами и даже вовсе раздевшись.
Здесь, на этой маленькой земле у великого моря, на прибрежных утесах жили люди. При приближении армии они отплыли от берега на своих лодках, оставив в деревнях только собак и домашнюю птицу.
Александр не позволил армии грабить эти деревни. Воины, которые оказались пошустрее, поймали несколько куриц, а собак никто не тронул. Некоторые шутники прыгали у кромки прибоя, что-то кричали сидевшим в лодках людям, не то насмехаясь, не то успокаивая их.
Маратос был совсем другое дело. Это был город, и немаленький, на высокой скале, а внизу гавань с кораблями. Александр взял его без боя. Правитель этой страны сдался при одном слухе о приближении армии и короновал Александра золотой тиарой в знак признания его власти.
Александр принял это как должное. Его армия – настоящие дикари, даже лучшие из них, – праздновала бескровную победу, а Стратон, сын правителя, скрипел зубами и платил за все. Маратос был процветающим торговым городом и мог скоро восполнить свои потери; а его собственный город Арадос на отдаленном острове, куда армия Александра добраться не могла, был в безопасности.
– На кораблях можно, – сказал Нико, но говорил он это не Мериамон. Она отправилась на базар купить каких-нибудь безделушек, и несколько царских друзей отправились с ней и ее стражем. Она была хорошо защищена, окруженная стеной здоровенных македонцев, и Нико на этот раз был почти счастлив.
Такое было уже не впервые, хотя Мериамон и видела, что он с трудом сносит насмешки над своей новой обязанностью. Но его друзья были как все здравомыслящие эллины: они смотрели на Мериамон и видели в ней женщину и чужестранку, и тут, конечно, можно было нахмуриться, но они видели в ней также жрицу и оракула, а посему обращались с ней уважительно, потому что так им было спокойнее, и приветствовали Нико с искренней радостью. После этого он быстро успокоился и говорил теперь с ними о кораблях.
– Если бы у нас был флот, – сказал он, – мы были бы в два раза грознее и сильнее, чем теперь. Персы сильны на море; пока у нас нет кораблей, их флот угрожает нам с тыла.
– Да, но когда это мы были сильны на море? – поинтересовался один из спутников.
– Нам это было и не нужно, – отвечал Нико. – Наши прадеды были пастухами и охотниками. Они одевались в шкуры и были счастливы, когда на праздник у них была чарка вина. Филипп все это изменил. Он поднял нас, он сделал нас силой. Он создал лучшую в мире армию. Теперь Александр пользуется этой армией. Но если он хочет действительно добиться чего-либо, в придачу к армии нужен еще и флот.
– Зачем, если он просто отнимет у Персии греческие города? А в этих городах есть свои корабли, если они ему понадобятся.
– Но корабли не его, – возразил Нико. – Зачем только боги дали тебе глаза, если ты не видишь того, что прямо перед тобой?
– Я вижу перед собой винную лавку и прислужника, за которого я отдал бы весь флот. Эй, красавчик, подожди меня!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119