Он в точности повторит слова Барсины и будет далеко не так терпелив.
– Я могу задушить твоего ребенка во время его рождения, – сказала Мериамон.
– Ты не сделаешь этого, – ответила Барсина. Ясные, чистые глаза. И железная воля, как у любой царицы. Она была обходительна, она казалась мягкой, но Мериамон никогда не удастся заставить ее уступить. Она хочет, чтобы Мериамон была здесь, пусть она преисполнена ненависти, пусть ее волшебная сила мала, но она так хочет, и этим все сказано.
14
Мериамон строго смотрела на Нико.
– Сожми кулак, – приказала она.
Он послушался. Это было еще не очень похоже на кулак, но лучше, чем раньше.
– Разожми, – сказала она и положила ему в руку мячик – маленький, каким играют дети, кожаный, набитый шерстью. – Теперь сожми его.
Нико задрожал от напряжения, на скулах выступили желваки, по лицу стекал пот. Пальцы разжались – мячик выпал. Сехмет бросилась к нему, поддавая его лапкой.
Мериамон улыбалась, глядя на обоих, Нико хмурился.
– Я слаб, как ребенок.
– Не совсем, – возразила она и подняла мячик. – Давай еще.
Он стиснул зубы, но повиновался. Мериамон внимательно наблюдала. Кость срослась давно. Рука была искривлена и короче другой – некрасиво, но гораздо лучше, чем могло бы быть. Несмотря на все свои сомнения, Нико снова набирался сил, и рука начинала его слушаться. Конечно, полностью она не восстановится, но и одноруким он не будет.
Пальцы были неподвижны и скрючены. Мериамон надеялась, что они снова обретут гибкость, если он будет делать, как было сказано. Он не может дотронуться большим пальцем до указательного, но она надеется, что со временем и это удастся. Он ни разу ни слова не сказал против занятий с мячиком, хотя любой другой македонец уже громко запротестовал бы и отказался бы иметь с этим дело. Нико скрипел зубами, хмурил брови, но продолжал, пока его лицо не становилось мокрым от пота, а сам он не начинал дрожать от перенапряжения.
Мериамон подхватила мячик, как только он снова упал, и отбросила его в сторону Сехмет. Кошка радостно помчалась с ним под кровать. Нико приподнялся, чтобы достать мяч. Мериамон удержала его.
– Не сейчас, – сказала она. – Передохни немного. Ты тратишь слишком много сил.
– Хочу быть целым, – ответил он.
Мериамон взяла его руки в свои и стала разминать их. Нико дернулся от внезапной боли. Мериамон переждала, потом продолжила снова.
– Ты будешь целым, – сказала она. – Просто на это нужно время.
– Я хочу сейчас.
Он был бесхитростен, как ребенок. Вдруг ей очень захотелось снова поцеловать его, но она не сделала этого. Ему и тогда это не понравилось, во всяком случае он не сказал об этом ни слова.
Похоже, что он вообще воспринимал ее только как источник боли и медленного выздоровления.
– Ты упражнялся с оружием, – сказала она.
Нико остолбенел. Она удержала его руку, прежде чем он успел отдернуть ее.
– Откуда ты знаешь?
– Я видела тебя. Ты из-за этого не спишь. Почему бы тебе не заниматься днем, как всем остальным?
– Днем я охраняю тебя.
– Дело не в этом.
Он неловко повел плечом.
– Я думал, что ты не одобришь.
– Почему нет? Ты станешь сильнее.
– Достаточно сильным, чтобы вернуться в конницу?
Сердце ее забилось. Мериамон медленно сказала:
– Достаточно. Ведь ты же левша.
Нико испустил долгий вздох. Тяжелый вздох. Он хмуро посмотрел на свою руку, на пальцы Мериамон, сгибавшие и разгибавшие его пальцы.
– Я все еще не могу удержать повод Тифона.
– Ты попробовал.
Это не был вопрос. То, что он сказал, не было ответом:
– Я думал. Ты видела коня, которого вчера привел Певкест? Он говорит, конь скифский. Ты видела его упряжь?
– Нет, – ответила Мериамон. – Я вытаскивала стрелу от катапульты из ноги одного дурака.
– Было на что посмотреть, – продолжал Нико. – У него мундштук – даже не такой, какой ты используешь для Феникс, такой не удержал бы жеребца и секунду. Там нет ничего, чтобы держать язык, ничего, чтобы разжимать челюсти, совсем ничего. Но конюх сидел на нем крепче некуда. Это называется седло. Там есть подушка, а впереди и сзади дуги, они удерживают тебя на месте. Ты ни за что не свалишься, разве уж если ты вовсе плох.
– Ты ездил на коне Певкеста, – сказала Мериамон. Она была бы рада усомниться в этом.
– Там особенно не на что смотреть: шкура, как у облезлой овцы, и голова похожа на овечью. Но на удивление вынослив. А рот совершенно целый – просто шелк! Я пускал его с места в галоп и резко останавливал чуть ли не одним пальцем.
– Ты его купил?
– Певкест не продаст.
Однако, заметила Мериамон, он не кажется слишком огорченным.
– И что?
– Вот я и думаю, – сказал он, – если заказать на пробу такое седло и пользоваться уздечкой, которая у меня есть, не понадобится много силы, чтобы справиться с Тифоном. Даже, – добавил Нико, криво улыбнувшись, – такой рукой.
– Почему бы тебе не обменять Тифона на коня посмирнее? Тогда вообще не понадобятся такие сложности.
– Тифон – мой конь, – ответил Нико. – Я сам объезжал его. Я был первым, кто сел на него верхом. И единственным, если бы не позволил Аминтасу ухаживать за ним.
– Продай его Аминтасу.
– Нет, – сказал Нико.
Мериамон замолчала. Она, конечно, знала, какой будет ответ, но попробовать все равно не мешало.
– Он настоящий нисайский конь, ты же знаешь, – говорил Нико. – Мать его была персидская кобыла, а отец, пока не умер, принадлежал самому царю Филиппу. Характер у Тифона, конечно, не из лучших, но у него есть сердце и мозги… хотя некоторые считают, что слишком много. Ты ведь его как следует и не видела, не так ли?
– Я видела достаточно, – сказала Мериамон.
– Ты не видела, – возразил Нико и нетерпеливо встал, освободившись от ее рук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119