После того, как мы приехали туда, он почти сразу бросил меня, и, если бы не старый друг Белль – кавалерийский офицер, я оказалась бы в крайне неудобном положении – одна в столь людном месте. Офицер и два его младших коллеги, желая вывести меня из затруднения, приняли в свою компанию. Через некоторое время вернулся Чартерис. Увидев, что, вопреки его ожиданиям, я не одна и не в растерянности, а окружена друзьями и пребываю в прекрасном настроении, он закатил мне отвратительную сцену. То, что он говорил, было до такой степени неприятным, что один из младших офицеров даже пригрозил ему дуэлью. После этого Чартерис моментально сник и мрачно велел мне собираться. В последующие месяцы такие сцены повторялись очень часто, и, надо сказать, я вполне привыкла к этому. В этот, самый первый раз, признаюсь, я была немного расстроена и, наверное, поэтому не задумалась над тем, что именно угроза вызова, брошенная молодым офицером, на какое-то время сделала Чартериса абсолютным импотентом.
Мы вернулись домой, и он лег со мной. Но, даже несмотря на мои усилия, которым теперь мой властитель уже не препятствовал, он не смог добиться ничего. Поэтому, вылив на мою голову ушат грязных оскорблений, он оставил меня в покое – наедине с ночью и моими мыслями.
Так прошел первый день битвы между нами. Этот день не был для меня бесполезен: мне удалось отыскать уязвимые места моего противника. Во-первых, он был трусом, и угроза физической расправы могла стать хорошим способом давления на него. Во-вторых, то ли из-за постоянной потребности спариваться, то ли вопреки ей потенция Чартериса была весьма низкой. На сей раз я имела дело не с полноценным мужчиной, а с невротиком-извращенцем. Что ж, перспектива не особенно приятная, но и не смертельная.
Когда Чартерис обнаружил, что своими обычными постельными упражнениями не может вызвать у меня вообще никаких эмоций – ни удовольствия, ни ярости, он стал изобретать способы как можно больнее задеть меня. Без сомнения, он был не дурак. Заметив, что в самом хорошем расположении духа я нахожусь по вечерам, а в плохом – по утрам, он перенес удовлетворение своих запросов на утренние часы. Увидев, что я привыкла и к этому, он стал экспериментировать, выбирая для совокупления самые странные места и моменты, пытаясь таким образом выбить меня из колеи. Нередко он приглашал меня днем в свой кабинет, приказывал раздеться и затем часами ласкал, заставляя меня принимать самые немыслимые позы, которые придумывало его низменное воображение. Под конец мне уже хотелось кричать и плакать от всего этого ужаса, но никогда – ни разу! – я не дала ему это понять. Иногда он заставлял меня раздеться и, встав на колени у кресла, в котором он сидел, ртом… Ну, я не буду продолжать. Даже теперь, спустя много лет, мое тело сжимается от стыда, и единственное, чего мне хочется, – забыть об этом раз и навсегда.
Его низость причиняла мне много страданий. Когда ему стало ясно, что он не может сломить меня с помощью обычных унижений, у него, я уверена, зачесались руки от желания испытать мою волю, пустив в ход хлыст или огонь, но на это он не отважился. Этот человек был буквально пропитан подлостью. Когда к нему пришла первая пачка счетов за мои покупки, он метался по дому как безумный и, швыряя их мне в лицо, требовал объяснений. Я холодно предложила ему перечитать наше соглашение и сказала, что все деловые вопросы решаются через Джереми.
Однако встречи с Джереми также не приносили Чартерису никаких результатов. Не желая выслушивать его истерики, Джереми попросту звал Карлуччи, которого по моей просьбе он предварительно проинструктировал на случай подобных стычек. Джереми сказал капитану, что теперь его станет представлять именно Карлуччи, который первого числа каждого месяца будет появляться в нашем доме со счетами к оплате. Если же по каким-то причинам денег не окажется, то он, Джереми, за поведение Карлуччи не отвечает.
– Будучи итальянцем, – мягко объяснил Джереми Чартерису, – Карлуччи чрезвычайно вспыльчив, а поскольку он крайне привязан к Прекрасной Элизабет, то воспримет любое посягательство на ее интересы как личное оскорбление. Капитан Чартерис, без сомнения, понимает, что такие здоровые ребята не умеют держать себя в руках и от них можно ожидать всякого.
С большой неохотой капитан Чартерис понял и под угрозой того, что первого числа каждого месяца его будет потрошить ужасный Карлуччи, стал более покладисто расставаться с суммами, необходимыми для оплаты моих поистине вымогательских счетов.
Та же история происходила с содержанием дома. Когда я выбранила кухарку за ужасные блюда, она принялась оправдываться тем, что ей практически не дают денег на ведение домашнего хозяйства. Проверив ее слова, я убедилась в том, что женщина говорила чистую правду. Чтобы не затевать еще одну битву, я стала питаться днем (поскольку Чартерис в это время редко бывал дома) с Джереми или с Белль. Это было приятнее во всех отношениях: я не сидела в одиночестве и одновременно избавила себя от дрянной еды во время домашних обедов или в ресторанах, где скупость Чартериса также не позволяла поесть по-человечески.
Гости к нам не приходили, поскольку Чартерис своим подлым нравом сумел восстановить против себя всех знакомых, да он и не видел в этом надобности. Зато мы бывали на людях практически каждый вечер. Завладев предметом своих вожделений, Чартерис сгорал от желания похвастаться мною, как своим военным трофеем, хотя впоследствии неоднократно случались неприятные сцены вроде той, что произошла во время нашего первого приезда в «Ранело».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126