Конечно по многоцветью влажного периода ближневосточную пустыню не сравнить с февральской Аризоной, что цветет как клумба, но все равно местами красиво, правда кактусов нет. Красиво и жалко – через недельку исчезнут последние признаки жизни, опять все станет на долгие месяцы гнусно-нудным мертвым песком.
На самом пике дождя пришла еще одна неприятность – конвой проходил через очередную деревушку-три-двора, где как всегда из-за забора какой-то отчаянный шмальнул из гранатомета. Попал. Вхолостую! По идее такого чуда и везения быть не должно, но в Ираке случалось весьма часто. Счастье состояло в том, что многие гранаты были очень старыми и хранились не пойми как. Саддам их накупил у Союза еще на заре 80-х, очень кстати для Советов и очень не кстати для себя (правда взял в долг, который уже сегодняшняя Россия, по щедрости и простоте душевной, списала). СССР умудрился ему слить просроченного барахла со своих складов, так как посылать в Афган для своих такое было рискованно, а советский ВПК (военно-промышленный комплекс ) работал исправно и штамповал новое в нужных количествах. Но тут Ирано-Иракская война закончилась из-за полного истощения обеих сторон и очевидной бессмысленности. Только что купленные гранаты не пригодились. При захвате Кувейта Саддам тоже эти стратегзапасы не израсходовал – там его били с воздуха, а потом одним скачком захватили, гранатометчики больше встречали танки с поднятыми руками. Ну что было в гранатометах, то трофейно ушло, а что было на складах опять осталось из-за той же невостребованности. Теперь вот восстребовалось, но совсем уж постарело. Реактивная часть оказалась живучей боевой – такие гранаты исправно вылетали, но не всегда «правильно» взрывались. А иногда не взрывались совсем. В этот раз граната, как копье, пробила стекло и воткнулась в кресло-диванчик между водительским и пассажирскими местами.
Спрыгнувшие солдаты завалились в грязь. Никакого боя не произошло – за тот забор быстро накидали ответных гранат из автоматических гранатометов, да разнесли в щепки ближайший сарай. В глубине двора стоял дом, затененный громадными деревьями, что кронами напоминают плакучие ивы, а листьями акацию. Со звоном полетели стекла, а затем оттуда с поднятыми руками выбежала кричащая женщина, явно умоляя не стрелять. Отчаянная… Тормозить колону в этом поселочке дело не самое умное, но остановили – не хотели разрывать боевое охранение, да и транспорт с неразорвавшейся гранатой двинуть было рискованно. Муфлиху дали мегафон и попросили проорать, чтобы все выходили из двора за ворота. Вышла семья – муж, высоченный араб с крестьянскими натруженными руками, детки… Шестеро, мал мала меньше. Тянут в верх ручки, в черных глазах стоит ужас. Семью заводят за тягач, обыскивают, приказывают оставаться на месте. Родители берут на руки меньших, остальные испугано жмутся к ним, хватаясь за папин балахон и мамину юбку. Солдатам становится неловко, кто-то пытается скрасить ситуацию конфетой, кто-то протянул полиэтилленовую накидку, дождь все же.
Капитан спрыгнул со связной машины и с разбегу швырнул в воздух «Рейвена». Raven буквально значит ворон – маленький самолетик на подобие тех, что делали советские пионеры. Крылья – тонкая рама, обтянутая специальной бумагой, титановый нос, трескучий движок и пропеллер сзади. А еще малюсенькие компьютер и видеокамера с цифровым передатчиком. По этой «модельке» можно дать очередь из автомата, ее летные качества не пострадают – бумага покрыта полимерной пленкой, дырки получаются маленькие, как бы самозатягивающиеся. «Рейвен» автоматически набирает заданную высоту, обычно от 30 до 100 метров, а дальше летит туда, куда смотрит его «глаз». А «глаз» смотрит туда, куда смотрит оператор – вот он склонился над экраном, затененным специальной блендой и от того похожим на ведро. У «ведра» две ручки, самолетом управлять не надо, управляется только камера, ну а если нацелить ее в одну точку, тогда самолетик начнет вокруг нее круги нарезать. Однако радиус действия для такой малютки порядочный – до десяти миль (16 км ), а самое потешное, это приземление. Моделька сама возвращается по прямой к своему хозяину-экрану, но недолетая метров тридцать просто тюкается носом в землю. Хоть в песок, хоть в бетон. Крылья с треском ломаются, они свое уже отслужили, в здоровой плоской коробке полно новых хвостов и крылышек для этой одноглазой вороны.
Осмотрели дворы, никого больше нет за заборами. Пустая и околица. Можно попробовать пошманать по двору и дому. Допрос семьи ничего не дал – умоляют и уверяют, что понятия не имели, кто стрелял. У главы семейства ни руки, ни одежда порохом или оружеймым маслом не пахнут. Да и не дурак же он наконец, так глупо семьей рисковать. Гранатометчика вычислили по следам. Вот он где засел, вот пополз, вот постарался бежать на четвереньках – отпечатки рук и ног. А вот и место, где его накрыло взрывом от МК, вот брошенный гранатомет, а вот и свежая кровь. Да не кровь – кровища. Ее пятна разбиваются капельками дождя, оставляя на земле широкие розовые разводы. А вот что-то темное в самом дальнем углу двора под бричкой. Человек. Солдаты кричат, дают предупредительный выстрел по бортам тележки. Старые грубые доски дырявятся колючими занозистыми рядками. Человек лежит неподвижно. Такому верить не спешат – наиболее отчаянные умирая ложились на гранату с сорванной чекой. Переверни труп, и бабах. А еще бывало, что раненые подрывали себя ручной гранатой, когда к ним подходили солдаты. Поэтому был большой соблазн следующую очередь послать уже под повозку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109