- Укус женщины может быть пыткой. И смертельным тоже. Например, вот этой.
- Женщина покачивала над животом Эвана маленькую бамбуковую клетку. -
Здесь женская особь. Ты видишь? - В другой руке она держала заостренную
бамбуковую палку. Она потыкала палкой в клетку несколько раз и
заулыбалась. Что-то зашелестело внутри клетки. - Сейчас она получила
ранение, которое зажжет в ней чувство мести. - Она ткнула палкой в клетку
еще раз. Эвану показалось, что он слышит резкий крик, и струйка черной
жидкости просочилась со дна клетки на пол. Не кровь, нет, но...
Яд.
- Если ты не хочешь говорить, - сказала женщина, - может быть, ты
хочешь кричать... - Она щелкнула замком и, удерживая клетку в вытянутой
руке, потрясла ею над телом Эвана, скорчившимся, покрытым пленкой пота.
То, что выпало на его бедро, выдавило из него вопль дикого ужаса.
Паук из джунглей, размером с половину его руки, покрытый гладкими
зеленовато-коричневыми волосками. Черные глазки размером с острие
карандаша искали источник своего мучения. Тварь заковыляла вперед, по
пузырькам пота, поднявшимся вдоль по его бедру. Он приподнял голову, и
глаза его наполнились диким ужасом, когда он увидел красную чашечку пасти
паучихи в центре между черными щупальцами. Он хотел закричать и забиться,
но последними остатками своей силы воли поборол это желание. Женщина
отступила назад, свет переливался по ее плечам, он мог слышать шум ее
прерывистого возбужденного дыхания.
Паучиха переползла на его яички и замешкалась там, ее глаза
подергивались. - Слезай с меня, ты, сволочь, - выдохнул Эван, чувствуя,
что его нервы начинают сдавать. - Слезай, слезай, слезай... - Паучиха
поползла вперед через яички на живот сквозь лес светло-коричневых волос.
- Ты все еще желаешь молчать? - спросила женщина.
Паучиха начала вползать на грудь Эвана, ее черные глазки вращались во
всех направлениях; на минуту она задержалась на его грудной клетке,
попробовав на вкус его пот. Эван чувствовал, как колотится его пульс, и он
мысленно закричал тем криком, который опустошил его сознание и поставил на
границу черного безумия. Паучиха поползла вперед, наверх. По направлению к
вене, которая билась у него на горле.
- Молчание убьет тебя, - прошептала женщина, завернутая в темноту,
как в плащ; двигался только ее рот - такая же красная чашечка, как у
паучихи.
Паучиха передвинулась к основанию его горла и остановилась. Капля
жидкости просочилась на тело человека. Он почувствовал
болезненно-сладковатый аромат яда, и его тело задрожало, вне его контроля.
Паучиха выжидала.
В следующее мгновение женщина шагнула вперед. Ее тень упала на
мужчину на койке. И он почувствовал удушье. Она подняла руку - ту самую, с
бамбуковой палкой, и ткнула ею паучиху. Раздался короткий вопль, и пополз
густой кислый запах, паучиха зацепилась за горло Эвана. Он почувствовал
подобное бритве прикосновение леденящей боли, затем липкую теплоту
струящегося яда. Паучиха тряслась, изливая свою жидкость в белое животное
под ней. Человек закричал в животном страхе и яростно забился в проволоке,
паучиха засеменила по его шее, оставляя тонкий, коричневатый след, упала
на пол и заспешила в темноту. Но женщина обрушила на нее свою туфлю и
превратила в окровавленную массу.
Человек все еще вопил и дергался, кровь запятнала его запястья и
лодыжки. В круге света появился Джентльмен. Он глядел на Эвана
прищуренными глазами, выражающими любопытство. Его сопровождали два
вооруженных солдата. Один из них осклабился.
Женщина была зачарована реакцией Эвана на боль. Ее язык высунулся и
лизнул нижнюю губу. Эван приподнял голову, жилы на его шее напряглись,
небольшая красная точечка отмечала место укуса паучихи. Затем его голова
откинулась назад, а дыхание стало хриплым и прерывистым. Его зрачки
закатились, и из-под полузакрытых век выглядывали два белых пятна, словно
мраморные шары. Джентльмен сделал знак, чтобы проволоку ослабили.
- У одного, которого зовут Эн-ди-котт, есть возможности, - сказала
ему женщина. - Также у другого, которого зовут Вин-зант. Они будут
сотрудничать. Другие бесполезны. - Она коротко кивнула Джентльмену,
наблюдая как двое других отвязывали американца, затем повернулась и
исчезла в темноте.
Когда она ушла, вьетконговский офицер с отвращением поглядел вниз на
раздавленного паука и содрогнулся. Использовать пауков было ее идеей. С
тошнотворным отвращением он увидел, что пятно яда попало на его ботинок, и
поспешил к себе, чтобы очистить его, пока не разъело французскую кожу.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ИЮНЬ

3. В ТЕМНОТЕ, 1980
В темноте он прислушивался к отдаленному глухому звуку собачьего лая
и недоумевал, почему этот звук вызвал мурашки на его теле.
Не потому ли, подумал он, что пес лает на кого-то? Или на что-то?
Что-то, что крадется по полуночным улицам селения Вифаниин Грех словно
воплощение божества мщения. Он слегка повернул голову, чтобы взглянуть на
циферблат часов на ночном столике. Двадцать минут четвертого. Большая
часть ночи еще впереди, самая тихая, когда кошмары дрожат на границе
реальности. Он выжидал, не желая возвращаться в сумрачный сон, потому что
сейчас его терзал страх, и в желудке нарастал плотный комок напряжения,
словно узел из переплетенных мускулов и внутренностей.
Он знал: если они придут за ним, то обязательно ночью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19