Рингвуд хотел провести вечер в одиночестве и разработать подробный план действий.
«За такую лошадь никто не даст и двадцати фунтов, – размышлял он. – Выходит, она не богата. Тем лучше! Кроме того, одета девушка неважно. Я толком не разглядел, что на ней было, – кажется, какой-то плащ или накидка. Не модница, прямо скажем. И живет в этой старой башне! А я-то думал, она давно развалилась. Впрочем, должно быть, внизу пара комнат осталась. Разоренное гнездо! Видно, из хорошей семьи, голубая кровь, аристократка без гроша за душой-томится в этой забытой Богом дыре, вдали от людей. Мужчин, наверное, годами не видит. Не зря она так смотрела на меня. Господи! Знать бы только, что она там одна, я бы на разговоры да вздохи времени не терял. Правда, у нее могут быть отец или брат, мало ли кто. Ничего, мы своего добьемся».
Когда хозяйка принесла лампу, он спросил ее: – Скажите, кто эта молодая особа, которая ездит верхом на низкорослой, неприметной такой серой лошадке?
– Молодая особа, сэр? На серой лошади?
– Да, она повстречалась мне за деревней. Повернула к башне, в старую аллею.
– Пресвятая Богородица! – воскликнула добрая женщина. – Да ведь это красавица Мурраг.
– Мурраг? Ее так зовут? М-да! Старинное ирландское имя, ничего не скажешь.
– Да, имя старое, ваша честь. Еще до прихода англичан они были королями и королевами в Коннахте. И у нее самой, говорят, лицо как у королевы.
– Правильно говорят. Вот что, миссис Дойл, принесите-ка мне разбавленного виски. Очень обяжете.
Его подмывало спросить хозяйку, живет ли в башне вместе с красавицей Мурраг кто-нибудь вроде отца или брата, но он придерживался принципа «словами делу не поможешь», особенно в подобных пикантных случаях. Поэтому, сев к огню, он принялся услаждать себя воспоминаниями о том, какой взгляд подарила ему прекрасная незнакомка, и в конце концов пришел к выводу, что даже самого незначительного повода будет достаточно, чтобы явиться к ней с визитом.
Выдумать на месте любой предлог всегда было для Рингвуда парой пустяков, а потому на следующий же день после обеда, переодевшись, он отправился к заброшенной аллее. Войдя в ворота, он оказался под сенью влажных от дождя, раскидистых деревьев, которые так разрослись, что под ними уже сгущалась вечерняя мгла. Он посмотрел вперед, рассчитывая увидеть в конце аллеи башню, но аллея поворачивала, и башня скрывалась за сомкнутыми стволами.
Дойдя до конца аллеи, он увидел вдали чью-то фигуру и, присмотревшись, узнал в ней прекрасную незнакомку, которая стояла у входа, будто поджидая именно его.
– Добрый день, мисс Мурраг, – сказал он еще издали. – Простите за вторжение. Дело в том, что всего месяц назад я имел удовольствие встретить в Корке вашего дальнего родственника.
Когда он подошел поближе и вновь увидел ее глаза, слова разом застыли у него во рту, ибо взгляд ее был куда сильнее пустых слов.
– Я знала, что вы придете, – сказала она.
– Боже! – воскликнул он. – Как я мог не прийти! Скажите, вы здесь одна?
– Совершенно одна, – ответила она и протянула ему руку, словно собираясь вести за собой.
Благословляя судьбу, Рингвуд хотел было взять ее за руку, как вдруг на него бросилась ее поджарая собака и чуть не сшибла его с ног.
– Лежать! – крикнула она. – Назад! – Собака съежилась, заскулила и отползла в сторону, прижимаясь брюхом к земле. – С ним иначе нельзя.
– Хороший пес, – сказал Рингвуд. – Видать, малый не промах. Люблю борзых. Умные собаки. Что? Ты хочешь поговорить со мной, старина?
Ухаживая за женщинами, Рингвуд имел обыкновение делать комплименты их собакам, но на сей раз зверь и правда скулил и урчал необычайно выразительно.
– Молчи! – сказала девушка, опять замахнувшись. И собака затихла. – Паршивый пес. Вы пришли сюда для того, – сказала она Рингвуду, – чтобы расхваливать эту подлую тварь, жалкую дворнягу? – Тут она снова бросила на него взгляд, и он разом забыл про несчастную собаку. Она протянула ему руку, он взял ее, и они пошли к башне.
Рингвуд был на седьмом небе. «Вот повезло, – думал он. – Уламывал бы сейчас эту деревенскую девчонку где-нибудь в сыром, вонючем хлеву. Наверняка бы еще распустила нюни и побежала матери жаловаться. А тут – совсем другое дело».
В этот момент девушка распахнула тяжелую дверь и, приказав собаке лечь, повела нашего героя по огромному пустому, выложенному камнем коридору в небольшую комнату со сводчатым потолком, которая если и напоминала хлев, так только тем, что в ней, как бывает в старых каменных помещениях, было сыро и отдавало плесенью. Однако в огне уютно потрескивали поленья, а перед камином стоял широкий низкий диван. В целом комната была обставлена необыкновенно скромно, в старинном вкусе. «Прямо Кэтлин-ни-Холиэн Кэтлин-ни-Холиэн (Кэтлин, дочь Холиэна) – метонимия и символ Ирландии В одноименной пьесе ирландского поэта и драматурга У. – Б. Йейтса (1865-1939) Кэтлин-ни-Холиэн-старая женщина, которая призывает ирландцев к борьбе за независимость и преображается в прекрасную девушку., – подумал Рингвуд. – Так, так! Мечты о любви в „Кельтских сумерках“ »Кельтские сумерки" – движение ирландских поэтов-символистов и филологов начала века во главе с Йейтсом, проникнутое ностальгией по героическому прошлому древних кельтов.. Похоже, она и не пытается скрыть это".
Девушка опустилась на диван и сделала ему знак сесть рядом. Оба молчали. В доме не было слышно ни звука, только ветер гудел снаружи да собака тихо скулила и скреблась в дверь.
Наконец девушка заговорила.
– Ведь вы из англичан, – мрачно сказала она.
– Не упрекайте меня в этом, – ответил Рингвуд. – Мои предки пришли сюда в тысяча шестьсот пятьдесят шестом году.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148