— Становись на мое место, командуй. А я на твое,— предлагает Носач.— Только, дорогой, на твоем месте я сработаю, а ты на моем нет. И сам прогоришь, и другим не дашь заработать. Пожалуйста, иди в рубку, командуй. Будем говорить откровенно — ни ума у тебя не хватит на это, ни знаний.
Среди матросов оживление, они с насмешкой поглядывают на Голявкина. Слышатся реплики: «Капитан Голяв-кин!», «Бери выше — начальник промысла!», «Ценный руководитель!» Голявкин озирается, отбрехивается, но одному от всей команды не отбиться, все равно на лопатки положат.
Матросы смеются.
А я думаю, что вот в такой ситуации капитан еще должен проявить себя и как полемист. Ну а этому уж нигде не учат, ни в каких учебных заведениях. Нет, Носача голой рукой не схватишь.
Капитан подошел уже к другому вопросу и громит бригаду добытчиков:
— Бригада Зайкина очень медленно отдает трал. Шевелятся как неживые или первый раз в море.
Передо мною встает картина, которую я вижу из рубки каждый день. Готовя трал к подъему для выливки рыбы в чаны, матросы-добытчики тащат трос на корму. Впереди Зайкин впрягся за коренника, перекинув тяжеленный и толстенный трос через плечо, да в руках еще гак-крюк для зацепки. За ним матросы его бригады, через плечо все тот же трос. Упираются в палубу, ноги скользят — судно все время качается на волнах. Наклонившись вперед, ну точь-в-точь бурлаки с репинской картины. Вот уж правда: «Нажал кнопку — и спина мокрая», как любит говорить Днепровский. В век НТР, в век техники на судах еще много тяжелой ручной работы. А бригада добытчиков — бурлаки двадцатого века.
— Соловьев набрал тралов, которые на промысле не нужны,— продолжает Носач.— Тебе столкнули все, что было лишнее на складе и ненужное. Соловьев краснеет.
А капитан уже говорит о том, как лучше организовать работу. И сам говорит, и предложения слушает.
— Надо двумя тралами тралить, попеременке, минут по сорок — шестьдесят,— подает голос Соловьев.
— Правильно! — одобряет капитан предложение старшего тралмастера.— А за это время чтоб в рыбцехе была обработана рыба предыдущего трала.
— Создать такой конвейер,— подхватывает мысль капитана Шевчук.
— Да,— кивает Носач.— Еще какие предложения?
— Надо, чтоб подвахта работала хорошо,— с достоинством произносит Дворцов.
Кстати, подвахта работает лучше, чем бригада. Матросы ленятся, надеясь на подвахту. Матрос из бригады ош-керит одну рыбину, а тот, кто вышел на подвахту,— две. Я это уже заметил. Так что зря Дворцов сказал про подвахту. Он вечно чем-то недоволен.
И все дружно сошлись на одном: надо четче организовать труд. А это уже забота капитана. Тут никуда не прыгнешь. Можно работать вместе с матросами и тем завоевать их симпатию, но если не будет четкого порядка, организации работы, то все равно матрос останется недовольным, а главное — дело будет страдать.
— Все, что зависит от меня, будет сделано,— обещает капитан.— Но и вас по головке гладить не будем. У механика-наладчика, например, постоянно отказывает аппаратура: то в рыбцехе, то в мукомолке, то транспортер.
А почему?
Носач обводит всех грозным взглядом и останавливает его на механике-наладчике, седеющем мужчине, молчаливом и обособленном от всех. Я вспоминаю, что в День Победы он рассказывал, как за ним гонялся по голой степи «мессершмитт». Под Феодосией. Мы все знаем, что работает Петр и днем, и ночью. Даже падал от усталости. И везде один, помощи не просил.
— Вот за то, что работает один и не зовет на помощь, предлагаю вынести ему выговор,— жестко говорит Носач.
Я ошарашен: вот так решение! Человек работает как лошадь, а ему — выговор.
— Одному везде не успеть. И в результате такой работы механизмы стоят, работа тормозится, план срывается, организм свой собственный изнашивается,— перечисляет Носач.— За такую работу — выговор!
И опять о дисциплине говорит Шевчук. Поднимается Мишель де Бре.
--Позвольте слово.
— Говори,— разрешает Шевчук.
— Матрос теперь пошел образованный,— начинает Мишель де Бре.— Нас и учили, и плавательный ценз мы имеем, и голову на плечах, и анализировать обстановку можем. Наше послевоенное поколение склонно к анализу поступков, как ни странно это может показаться.— Ироническая улыбка касается его губ.— Да и вообще, развиваемся по законам диалектики, которые гласят, что каждое новое поколение должно быть умнее старого. А вы нас... Позвольте сесть?
— Садись,— разрешает Шевчук.— Все правильно сказал,— кивает Шевчук Мишелю де Бре.— Да, это безобразие.
В столовой молчание. И это молчание нарушает Ав-тандил Сапанадзе.
— Надо вынэсти рэшэние общесудового собрания — прэкратыт мат.
Все высказались за предложение Автандила.
На другой и на третий день на палубе было тихо. И вроде даже чего-то не хватало. Вроде и все так, и все не так. Будто ем борщ, и все в нем есть, что положено, но не хватает соли, и он — пресен. Видно было, как мучается Зайкин. Разинет рот и медленно закроет, лицо потемнеет. Трудно бедному! Аж с лица спал.
— В порт надо заходить,— подает голос Голявкин. Он не забыл свое.— Потому и нервы у всех на пределе, что в порт не заходим.
— Заходить в порт не будем! — режет Носач.— Ловить рыбу надо! План выполнять! А не по портам гулять. И разрешения на заход у нас нет. Тихоокеанские рыбаки вообще в порты не заходят. И ничего — ловят не хуже нас. Разбаловали вас Дакарами да Гаванами. В рейс пошли рыбу ловить, а не в туристическую прогулку.
Интересно все же, в какой порт будем заходить? Хорошо бы в Гавану! Я не знаю еще, да и никто не знает, что зайдем мы в конце рейса в Лас-Пальмас на Канарских островах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130